Вркас атаковал потерявшего равновесие царя, обрушив на него топор сверху. Тейогтей уклонился, приняв удар не головой, но плечом. Лезвие раскроило доспех и вонзилось плечо, из ужасной раны хлынула кровь. Царь попятился, Вркас быстро опомнился и ударил Тейогтея в живот рукояткой топора. Однако полированная броня защитила кагана, поглотив жестокий удар.
Когда курганин снова бросился в атаку, Тейогтей сделал выпад мечом, направляя острие в лицо врага и заставляя того отшатнуться. Изуродованное шрамами лицо Вркаса стало еще ужаснее, исказившись в гримасе неутоленной жажды крови. Царь заметил ярость врага и обратил ее против него.
Он провел Кровопийцу по широкой дуге, этот удар Вркас легко парировал рукоятью топора, но курганин не знал о сверхъестественной остроте выкованного демоном клинка. Рукоять топора раскололась под ударом, обломки оружия выпали из рук курганина.
Царь бросился на пошатнувшегося Вркаса, и, прежде чем тот успел прийти в себя, снова сверкнул Кровопийца. На этот раз он достал до головы курганина сбоку. Если бы Тейогтей ударил лезвием, он бы разрубил череп Вркаса пополам. Но вместо этого царь ударил плашмя. Курганин упал на землю, оглушенный, и пылающие яростью глаза закатились.
Тейогтей уставился на бесчувственного зара. Для этого человека, заставившего царя познать страх, не будет чистой смерти. Воины тонгов уже вырубали леса, чтобы вырезать колья для пленных курган. Этих несчастных посадят на кол, приговорив к медленной, долгой смерти над полем битвы. Вркасу позволят сохранить достоинство как командующему армией — его кол будет выше остальных, и не деревянный, а выкованный из бронзы. Там зар умрет, его тело превратится в комок боли и страданий, а богов утомят его мольбы о пощаде.
Вркас висел на колу много дней, его кровь смазывала бронзу, медленно прокладывая путь сквозь его тело. Вокруг ран собирались мухи, над головой кружили стервятники, а шакалы лакали из лужи крови под высокой жердью.
Любой разум, кроме разума зара, принял бы смерть, радовался бы ее холодной ласке как избавлению. Но нечто сильнее смерти, сильнее жизни или страданий плоти горело в сердце курганина. Когда несколько дней спустя орда тонгов продолжила наступление на юг, пронзенный зар поддерживал этот внутренний огонь, позволяя его силе течь сквозь искалеченное тело.
Дюйм за мучительным дюймом Вркас подтягивался вверх по столбу. Нечто большее, чем просто сила смертного, горело в его мышцах, заставляя отрицать боль.
Целый день Вркас поднимал свое тело вверх по окровавленному колу. Спустилась ночь, когда он добрался до вершины. Освободившись от кола, он дал измученному телу упасть на землю, ударившись с такой силой, что раздробил половину костей.
Прошло несколько часов, прежде чем изувеченные останки снова начали двигаться, ползком, по кровавому полю боя. Вркас не полз на юг, вслед за ушедшими тонгами в земли курган. Огонь, горевший в нем, поддерживавший его, влек его на север, к алой дымной завесе. Там он ощутил еще более сильный огонь, взывающий к нему, огонь, который горел пламенем ненависти и жаждой мести.
Ненависть Вркаса тянула его вперед, мимо пограничья ведя к еще большей ненависти: вечной ярости богов и демонов.
Острая, жгучая боль вырвала Дорго из кошмарного видения прошлого. Из неглубокого пореза на руке сочилась кровь. Перед ним стоял Тогмол, вытирая нож о меховой плащ. Дорго потянулся к своему клинку, но замер, когда в его затуманенный мозг ворвались звуки: крики и вопли, мучительный трубный рев Девсе и что-то еще — отвратительный сосущий звук, словно кто-то беззубый хлебал отбросы из миски.
— Ты не просыпался, — начал объяснять Тогмол, но Дорго уже не обращал на него внимания.
Он нагнулся, подхватил меч из безжизненной грязи и, ошеломленный, увидел зазубрину на лезвии там, где оно ударилось о бронзовый кол. С мечом в руке он побежал назад через нагромождение обломков кровавого камня, ориентируясь на звуки насилия. Тогмол окликнул его, великан-цаваг, громко ругаясь, погнался за Дорго.
Обогнув разбитую голову колосса, Дорго обнаружил, что смотрит на сцену из кошмара. Отвратительная красная трава превратилась в огромные, до десяти футов высотой стебли склизкой, извивающейся гадости.
Листья-щупальца извивались на кончике каждого стебля, по всей длине которого шевелились слюнявые, сосущие рты. Огромные сорняки проросли вокруг Девсе, их щупальца впивались в мохнатое тело мамонта, плотно обвивая зверя и крепко удерживая его. Девсе на глазах слабел — адские растения высасывали из него кровь.