Воздух был горячим и густым, сухим и удушливым одновременно. Не было ни ветерка, ни дуновения, приносящего облегчение. Казалось, атмосфера была пропитана напряжением скрученной в узел, сдержанной свирепости, ожидающей момента нанести удар.
Мужчины шагали за своим мрачным проводником. Санья держала перед собой жуткий талисман, который ей вручил Энек Зьяр. Алый коготь демона тянул за конец короткой цепи, указывая путь прямой, как стрела.
Указывая? Санья утверждала, что коготь ведет ее к Черному алтарю, но Дорго задавался вопросом: можно ли доверять чему-либо в этом странном мире? Он вспомнил ее предупреждение, что Пустошами правят желание и страх, но никак не смертные понятия о времени и расстоянии. Достаточно сильно хотеть чего-то, и оно найдет тебя. Бойтесь чего-то достаточно сильно, и оно станет искать вас.
Коготь демона был их символом, их ключом к этому ужасному миру, где сила Кхорна пропитала небо и землю. Он будет направлять их страхи и раздражение, ведя их к месту, которое они должны найти, но даже демон должен быть осторожен, проходя через владения бога. Какую бы великую надобность ни испытывал крохотный отряд, они не могли торопить свой переход, чтобы силы гораздо более великие не заметили их присутствия, силы, которые не чтили ни символов, ни ключей.
В поле зрения Дорго оказались огромные горы, поднимающиеся из пустоты, могучие хребты бесцветной громады, которые нарисовались на фоне темного неба. Он почувствовал, как по телу пробежал холодок, когда увидел приближающиеся горы.
Его глаза изучали их с подступающим отвращением, видя, но не понимая деталей, слишком далеких для сознания, чтобы осмыслить. Горы были неровными, с осыпающимися утесами и крошащимися вершинами, странные барельефы выступали из их поверхностей — без системы, без смысла. Почему-то ему вспомнились приземистые уродливые колючие кусты, протягивающие в темноту конечности и когти в надежде поймать какую-нибудь проходящую мимо жертву.
Конечности и когти. Воин потрясенно замер, когда его разум понял, на что смотрят глаза. Возвышаясь над этим безумным миром пылающей тьмы, горы не были вздыбленной землей, скалами или камнями. Перед ним лежали груды скелетов, гигантские монументы смерти и разрушения, трофеи невообразимой бойни.
Дорго видел костлявые руки, торчащие из горных склонов, и улыбающиеся черепа, выглядывающие из скал. Он почувствовал, как его рассудок дрогнул, когда он попытался представить себе число, способное вместить все смерти, на которые он смотрел. Сколько людей погибло, чтобы воздвигнуть эти зиккураты?
Дорго поспешно отвернулся, пока мозг не расплавился в черепе. Он посмотрел на бледную землю и гравий, который хрустел у него под ногами, новым взглядом. Ужас вновь затопил его душу. То, что покрывало землю, более не являлось камнем, как эти горы не являлись горами. Почва под ногами — это мелкие осколки раздробленной кости. Эоны лет прошли, спрессовав осколки в грубое подобие камня, но Дорго не дал себя обмануть. Он снова окинул взглядом безжизненное пространство, простирающееся в бесконечную неизвестность.
Это была бойня за пределами осознания, противостоящая самому ощущению существования Дорго. Он знал, что это лишь проблеск ужасной силы, которую люди пытались связать именами и титулами, пытались огранить легендами и пророчествами. Что такое он, что такое цаваги, тонга, все Владения и Тенеземье за ними против такой силы? Силы, которой, как он решил в своем безумии, можно противостоять.
Вспышка боли на щеке рассеяла туман ужаса, охвативший его. Дорго обнаружил, что Санья свирепо смотрит на него, ее лицо искажено в гримасе ярости.
— Идиот! — выплюнула она. — Кхорн не просто бог крови и резни. Он — повелитель ужаса, царь рока! Каков хозяин, таковы и рабы!
Дорго едва расслышал звук, прорастающий из тишины костяного поля.
Ему потребовалось всего мгновение, чтобы распознать в этом шуме вой. Голодный и злой вой.
Санья развернулась, обрушив свою ярость на Тогмола и Уладжана. Цаваги смотрели вдаль, пытаясь обнаружить источник воя. Более ужасный, чем крик самого большого волка, более отвратительный, чем рев тролля или тигра, этот звук проникал в их души, чтобы вцепиться в самый первобытный страх в сердце человека: ужас добычи перед охотником.
Послышались другие завывания, царапающие черное небо. Со всех сторон сумеречный мир пронзали волчьи песни, лязг клыков и когтей, стоны плоти. Мысленно Дорго видел их, скачущих в темноте, их чешуйчатые лапы хрустели по костяному крошеву: худые и голодные, с разинутыми челюстями, из которых вываливаются длинные алые языки.