Седой отшатнулся от искалечившего его человека и угрожающе зарычал. Теперь Вульфрик видел, что порез на животе у йети неглубок, хотя рана продолжает кровоточить. По-настоящему серьезную рану монстр получил там, где меч ударил его по запястью. Лапа Седого висела на нескольких сухожилиях и выглядела так, словно готова была оторваться при любом неосторожном движении.
Вульфрик замахнулся мечом на монстра, провоцируя атаку. Не обязательно было выкрикивать глумливый вызов. Ударив себя в грудь здоровой лапой, разъяренный Седой бросился на норса.
И снова этот зверь оказался не просто животным. Всего в нескольких футах от человека он остановился, чтобы пнуть пласт снежного наста. От брошенного в лицо снега Вульфрик на какое-то время ослеп.
Инстинкты сотен сражений заставили Вульфрика отскочить подальше, вместо того чтобы попытаться протереть глаза, как это сделал бы менее опытный воин. Разбойник отшатнулся с пути Седого и нырнул в снег. Но даже так когти йети полоснули достаточно близко, чтобы подцепить тяжелый плащ норса. Ледяные когти Седого вспороли скальп великана словно марлю, клочья спутанных волос повисли на его лапе, словно рыцарский вымпел.
Вульфрик поднялся навстречу следующей атаке йети. Прикрывая глаза от очередного снежного залпа, он сумел увернуться от удара в голову. Низко перекатившись, он обрушил свой клинок на лодыжку Седого, отрубив ему ступню.
Завизжав, Седой рухнул в снег. Вульфрик не дал ему возможности подняться. Издав боевой клич, едва ли менее дикий, чем вой йети, он прыгнул на зверя. Сталь с хрустом прошла сквозь кость, пробив рогатый череп, и впилась в примитивный мозг. Седой сделал последнее яростное усилие, чтобы сбросить человека со спины. Затем он издал мяукающий стон и рухнул замертво.
Вульфрик выдернул свой меч из головы Седого. Поставив ногу на окровавленную тушу, он высоко воздел Черный Клинок и выкрикнул в ночь:
— Черепа для Трона черепов!
Смерть предводителя повергла оставшихся йети в беспорядочное бегство. Твари бежали обратно к высоким вершинам, их стенающие вопли были жалобны и печальны, когда они возвращались в свои ледяные берлоги.
Для людей, одержавших победу, было достаточно того, что чудовища оставили их в покое. После битвы разбойники собрались вокруг своего вожака и смотрели, как он совершает мрачный ритуал.
Голову Седого отрезали от тела и очистили от плоти.
Затем Вульфрик взял ее в руки и был безмолвен, как смерть, пока нес трофей к бушующему костру, который Сигватр вернул к жизни с помощью китового жира и одежды, содранной с мертвецов. Поклонившись каждой из восьми точек ритуального кострища, Вульфрик поднял над огнем нечеловеческий череп.
— Слава и ужас Кровавого Богу, чья ярость пожрет весь мир! Подношение в уплату моего долга!
Вульфрик бросил череп в огонь. Вместо того чтобы обуглиться, как нормальная кость, череп треснул и рассыпался, растаяв в тонком красном тумане. Темно-красный дым распространил зловоние кипящей крови. Вульфрик отвернулся от огня и вытер руки о снег.
— Сделано? — спросил героя Сигватр, когда тот вернулся от жертвенника.
— Сделано, — сказал Вульфрик седому воину. — Голод Кровавого Бога утолен. По крайней мере на какое-то время.
— Боги всегда голодны, — сказал Сигватр.
— Они обжоры, — поправил его Вульфрик, бросив злой взгляд на пламя. — Насытятся ли они когда-нибудь?
Сигватр сочувственно покачал головой. Это было выражение застарелой печали, не покидавшей его с той ужасной ночи после Битвы Тысячи Черепов.
— Многие люди позавидовали бы милости, оказанной тебе богами, — сказал Сигватр. Вульфрик проследил за взглядом старика туда, где стояли лагерем его воины.
— Многие люди — непроходимые дураки, — прорычал Вульфрик, уходя прочь от своего друга. Мысль, что кто-то способен смотреть на то, что боги сотворили с ним, как на некое благословение, заставляла его кровь кипеть. Он знал, что именно это побуждает страстное желание людей присоединиться к его команде. Он не мог понять, как они могут быть настолько слепыми.
Джокулл прибежал из лагеря, держа в руках огромную меховую шкуру. Охотник поклонился, подходя к Вульфрику. Улыбаясь, он протянул герою шкуру.
— Я видел, как зверь испортил твой плащ, вождь, — сказал Джокулл. — Я подумал, что будет вполне уместно, если он отдаст тебе свой.