— Ну да, конечно. Ты до сих пор в это веришь?
Я расхохотался.
— Меня бы отправили в часть, вооруженную одними штыками! Вперед, коли, за отечество!
— За Бога и отечество! Бога, Бога не забывай!
— Ну кто, как не Бог, послал нам этот выходной?
— Ох, слава Богу!
Она взяла двумя пальчиками мой пенис и потеребила его.
— Как ты думаешь, в этом малыше не осталось хоть капельки сока?
— Боюсь, пока все. Можем заняться этим в автобусе!
— Ладно. Ловлю на слове!
Она зевнула и потянулась до хруста в суставах.
— Может, тогда по пивку? Покажем нашим одиноким сучкам, что у меня есть свой кобель!
— Ну пошли.
Хотя я сильно подозревал, что вряд ли хоть одна девушка в этом городе осталась сегодня одна.
Она аккуратно одела меня, разгладила на мне форму долгими плавными прикосновениями. Потом погладила мое лицо, мои руки, словно пыталась запомнить это ощущение.
Потом она прижалась ко мне и испустила долгий, глубокий вздох.
— Спасибо, Джулиан! — прошептала она. — Это было здорово!
Я тоже попытался ее одеть, но застегнул пуговицы наперекосяк.
Романтично, ничего не скажешь. К тому же снять с женщины трусики куда проще, чем надеть их обратно.
В некурящей половине бара все равно попахивало табаком и еще слегка травкой. Пиво было ледяное, но приткнуться оказалось негде. Так что мы остались стоять у стойки. Кругом гремела музыка и смех. Мы время от времени кивали, здороваясь с товарищами по учебке.
— А ты не на юге вырос, я смотрю, — сказала она. — Говор у тебя не нашенский, не обижайся, конечно.
— Вообще-то родился я в Джорджии, но мои родители переехали на север прежде, чем я пошел в школу. Вырос я в Делавэре. А четыре года в Гарварде любого избавят от неправильного произношения.
— Ты всегда только точными науками занимался?
— Сперва физикой, потом астрофизикой на степень магистра. В аспирантуру поступил на физику элементарных частиц. И после защиты буду заниматься ею же — если, конечно, останусь жив после учебки.
— Ой, я в этом во всем ни фига не разбираюсь!
— Я на это и не рассчитывал, — я накрыл ее руку своей ладонью. — Точно так же, как я ничего не смыслю в кино...
— Джу-улиан! — она отняла руку. — Не стоит разговаривать так снисходительно с человеком, который может убить тебя одним ударом. Шестью разными способами.
— Извини. Знаешь, на то, чтобы закончить Гарвард, надо четыре года, а на то, чтобы от этого избавиться, — лет сорок, не меньше.
— Ну, я сорок лет терпеть не собираюсь. Так что лучше держи свое дерьмо в себе!
Однако она улыбнулась и вернула руку на место.
В дверях появился коротышка рядовой из постоянного контингента учебки, с мегафоном в руках.
— Эй, вы, слушайте сюда! Новобранцы третьей роты, ваш автобус прибыл! Если через пять минут не сядете в автобус, будете считаться в самоволке! Мы вернемся сюда и наденем на ваши жопы наручники!
После того как он вышел, на миг воцарилась тишина, потом послышался негромкий ропот.
— Интересно, как это он собирается надевать наручники на жопы?
— Ну, представь себе большой степлер! — сказала она и допила свое пиво. — Карета подана!
Следующие две недели мы провели без выходных. Теперь, убедившись, что никто не свалится с сердечным приступом во время кросса, нас принялись гонять по-настоящему. На следующее утро после полдневного отпуска нас подняли в половине третьего утра, бегая между казармами и лупя в железные кастрюли. Пять минут на одевание, потом десятимильный кросс с полной выкладкой и оружием. Когда кто-то останавливался, чтобы проблеваться, нас заставляли бежать на месте, выкрикивая: «Сла-бак! Сла-бак!»
Такие утренние пробежки нам стали устраивать примерно раз в три дня, причем дистанция каждый раз увеличивалась на милю. Инструкторы вели себя так, словно это изощренная пытка, но все явно было очень хорошо продумано. Кроссы-то бегать было надо, но, если бы мы бегали многомильные кроссы среди дня, когда жара зашкаливала за сотню, люди бы просто начали умирать от теплового удара.
Кроме того, инструкторы старались донести до нас мысль, что если нас так гоняют, то мы сами в этом виноваты. Мы то и дело слышали: «У нас всего четыре недели на то, чтобы сделать из этих никчемных слабаков нормальных солдат!»
Нам с Каролин представился всего один случай снова остаться наедине, во время получасового перерыва на обед в чаще леса.
У меня остались ожоги от ядовитого плюща на заднице, у нее — на ногах. Мы обратились к одному и тому же медику, и он посоветовал нам в следующий раз брать с собой кусок полиэтилена или хотя бы газету. Но следующего раза за все время базовой подготовки так и не случилось.