Поездка прошла практически без приключений. Машиной Петрович владел виртуозно, а дорогу, наверное, нашёл бы и с закрытыми глазами, хотя заснеженные холмы казались совершенно одинаковыми. Он оставил своё ружьё в грузе, а возле ноги пристроил старинную малокалиберную винтовку с ржавым стволом, примотанным к ложу изолентой. Дважды он останавливался, отходил в сторону, стрелял, а потом вытаскивал из кустов приличных размеров зайца, однажды высмотрел на склоне небольшую стаю куропаток и методично выбил её всю — до последней птицы. Кирилл подозревал, что в убиении «братьев меньших» виноват он сам: ради себя Петрович утруждаться не стал бы, но спутник настоял на питании «из одного котла», хотя у него для этого котла кроме юколы и чая ничего не было.
Последние лет десять своей жизни Кирилл практически каждую зиму участвовал в многодневных лыжных походах, так что никаких особенно новых впечатлений от ночёвок на снегу в крохотной палатке он не получил. Тем более что снаряжение у него было своё — привычное и притёртое. Новое он, конечно, закупил — деньги по гранту надо осваивать! — но благоразумно оставил его дома. Лезть к нему в палатку Петрович категорически отказался и спал в санях — не раздеваясь, завернувшись в оленью шкуру и накрывшись брезентом. Впрочем, была весна, и температура даже ночью вряд ли опускалась ниже минус десяти градусов.
Самым трудным оказалось часами высиживать почти неподвижно на сиденье за спиной водителя. Однако выход Кирилл придумал в первый же день пути. Там, где снег был достаточно плотным, а скорость не слишком большой, он спрыгивал и подолгу бежал рядом с машиной. После первой такой пробежки Петрович вновь попытался перейти на язык таучинов, а потом стал обращаться к спутнику на «вы». Собственно говоря, это была ещё одна «непонятна», но Кирилл мысленно махнул рукой: «Раз понять невозможно, нужно просто принять!»
Цель была достигнута примерно к середине третьего дня пути. У Кирилла, правда, возникло подозрение, что они замесили лишних пару сотен километров, но он слишком плохо ориентировался в этой снежной пустыне, чтобы выяснять у спутника нюансы маршрута. Пресловутый Уюнкар представлял собой длиннющую вереницу сопок, которые были в среднем на полсотни метров выше окружающих. Имелся и перевал — проход на ту сторону. Собственно говоря, перейти можно было где угодно, но там было удобней гнать оленьи стада. Именно в районе этого перевала археологи и пытались когда-то проводить раскопки. Тут недалеко друг от друга находились сразу три объекта, которые условно можно было назвать святилищами, причём очень древними. Заселявшие этот район кочевники обычно проходили этой дорогой два раза в год — к морскому побережью и обратно.
Какое именно место на Уюнкаре ему нужно, Кирилл спутнику не объяснял, а тот почему-то и не спрашивал. Тем не менее машину Петрович вёл вполне целеустремлённо. Вёл, вёл, а потом остановился и сказал:
— Плиехали!
— Куда?!
— Кута ната! Не уснаёс, сто ли?
— Узнаю, — пробормотал Кирилл и полез в рюкзак за картой и аэрофотоснимками.
Поверить в это было трудно, но оказалось, что они находятся в той самой перевальной долине! Слева сопка с одним тагитом, справа — с другим, а впереди, вдали, виднеется небольшой скальный массивчик. Тагит — это... Ну, в общем, со стороны это выглядит как груда оленьих рогов, нижние из которых совсем старые. Причём это не сброшенные рога, а взятые у жертвенных животных — вырубленные вместе с куском черепа. Эти своеобразные курганы наращивались сотни, если не тысячи лет. На них оставлялись приношения духам, которые образовали почти «культурный слой» в основании — всё, что привязывалось к отросткам, в конце концов отрывалось и падало вниз.
Снегоход стоял на краю довольно обширной проталины, на которой виднелось несколько сухих каменистых участков, вполне пригодных для установки лагеря.
— Знаешь, Петрович, — сказал Кирилл, — я, пожалуй, вон там палатку поставлю.
— Пастафь, пастафь, — закивал старый охотник. — А мы тута — на снеску. Со фсем, сначит, увашением...
Палатку Кирилл поставил минут за пятнадцать и стал думать, чему посвятить остаток дня. Ничего лучше он не придумал, как прогуляться вверх по долине, используя в качестве дороги наледи по руслу ручья. А завтра выпросить у Петровича его охотничьи лыжи, подбитые камусом, и попытаться подняться на сопку.
Петрович в сотне метров ковырялся в моторе. Кирилл подошёл:
— Пойду прогуляюсь. — Он кивнул в сторону верховьев.
Охотник разогнулся, вытер руки о телогрейку, как-то непривычно — пристально и устало — посмотрел на своего спутника. И вдруг метнулся к саням, вытащил тот самый свёрток и на вытянутых руках поднёс его Кириллу. Мало того, при этом он проговорил чётко и внятно на языке таучинов: