Вдруг из мрака выплыл большой раскрашенный рельеф: четырехрукая богиня в шкуре пантеры и ожерелье из черепов, с мечом, кинжалом и двумя отрубленными головами в руках; на черном лице выделялся окровавленный язык, свисавший из разинутого рта. У ног черной богини уходили вниз стенки колодца. На дне его плотно лежали друг на друге скелеты людей. До костей не больше локтя… Сколькими же трупами забили колодец?
— Это Кали, богиня смерти! — Пальцы Ларишки судорожно вцепились в рукав Ардагаста. — Ей в жертву по ночам людей душат. Она может тьму наслать, что весь мир погубит…
— По-нашему — Яга, всех чертей мать.
На одном из черепов сохранились черные курчавые волосы, на другом — рыжие. У третьего скелета кости ног сковывала позеленевшая бронзовая цепь.
— Рабы… Они строили этот Ахриманов дворец, палаты Чернобоговы! — Ардагаст с силой ударил кулаком в стену. — Да люди ли они были, эти мелуххские мудрецы? Тьму, смерть, голод одна нечисть любит.
— Ой, Ардагаст, не нужно нам этого проклятого клада, лишь бы выбраться отсюда! К солнцу, к свету…
Слезы текли по лицу Ларишки. Она, отчаянная охотница, не плакала перед дружинниками, даже перед Вимой. Но сейчас почему-то не стеснялась. Может быть, потому, что знала: Ардагаст горд, но над другими зря не насмехается.
— Солнце с нами, Ларишка. В этом обереге. Мы — воины Михра! Если он нас сюда послал — значит, нужно проучить подземную нечисть, чтобы она забыла путь на белый свет.
— Да. Пойдем, Ардагаст! — Тохарка резко утерла слезы волосами. — К Куджуле, к дружинникам. Пока их не завел куда-нибудь бритоголовый. Если он хвалит этих могильных мудрецов — добра не жди.
Они спустились еще ниже, прошли еще несколько коридоров и попали в обширный зал. Вдоль покрытых рельефами стен стояли массивные сундуки, окованные бронзой. Ардагаст клинком меча поддел крышку, и сундук… осел грудой трухи. Юноша разворошил ее мечом — ничего, кроме позеленевших оковок и петель. Пнул сапогом второй, третий сундук — и те развалились, оказавшись такими же пустыми.
— Вот тебе и Царский Клад! Ларишка, посмотри сундуки у той стены.
Они пошли вдоль стен. Сокровищ не было нигде — только древесный тлен, вызывая кашель, набивался в легкие. А на стенах согбенные рабы с дарами, воины, жрецы шли чередой в одном направлении — к глубокой темной нише в дальнем конце зала.
— Вот и мы с ними на поклон идем… К кому? — пробормотал Ардагаст.
Золотой свет оберега озарил нишу. На покрытом вычурной резьбой каменном троне восседал последний царь мелуххов. Почерневшая, высохшая кожа тесно обтягивала кости. Ссохшиеся губы не скрывали оскала желтых зубов. Тяжелые, усыпанные каменьями золотые браслеты сползли к локтям. Полуистлевшая ткань, обильно расшитая золотом, прикрывала чресла. Резные камни переливались в перстнях. Золотой убор с рогами буйвола увенчивал голову мертвеца. На обнаженной черной груди блестело золотое ожерелье с большим черным ониксом в виде бычьей головы.
— Черный бык — враг Михра, — проговорил Ардагаст.
— Словно насмехается! — с досадой воскликнула тохарка. — И весь Беграм смеяться будет — над нами, над Куджулой! Снять бы с этого зубоскала все золото…
— Мертвых грабить — грех и позор. Это у вас, степняков, заведено царские могилы разорять.
— «У вас»? Ты же сам сармат…
— Только по матери…
Сморщенные веки мумии неожиданно поднялись. Черные, налитые кровью глаза зло глядели на пришельцев. Под темной безжизненной кожей вдруг стали набухать мускулы. А голова из человеческой превратилась в бычью. Рогатый убор и браслеты свалились на пол. Громко заскрипели не двигавшиеся тысячи лет суставы, и с трона вместо иссохшего трупа поднялся, оглашая зал яростным ревом, могучий человек-бык. Толстые пальцы с длинными острыми ногтями потянулись к горлу юноши.
Городской грек или крестьянин-бактриец на месте Ардагаста просто оцепенел бы от ужаса и дал бы себя задушить. А сердечко горожанки еще раньше разорвалось бы от страха. Но здесь были степные воины с их быстротой и жаждой жизни, готовые биться в любой миг с любым врагом. Левая рука Ардагаста успела перехватить запястье чудовища, а правая метнулась к акинаку, но сама была перехвачена. Когти человека-быка ломались о панцирь, рвали кафтан, подбираясь к шнурку амулета. Горячее дыхание из бычьей пасти волнами катило в лицо, громовой рев забивал уши. С отчаянным криком Ларишка выхватила свой акинак и всадила его несколько раз между ребер Черного Быка. Взревев еще громче, тот с силой швырнул юношу оземь и бросился на тохарку, повернувшись так резко, что акинак выскользнул из ее руки, оставшись в ране.
Ларишке приходилось убегать от бешеного быка из отцовских стад, но чудовище, гонявшееся теперь за ней по залу, сочетало звериную ярость с человеческим умом. Оно старательно загоняло девушку в отдаленный угол, не давая ей приблизиться к дружиннику и его оружию. А тот лежал неподвижно, ударившись затылком при падении. У самой стены Ларишка споткнулась об остатки сундука. В следующий миг могучие рога ударились в ее кольчугу, прижали к полу, жадные руки схватили за плечи, поползли к груди. Красные глаза по-человечески мерзко ощупали ее, а из бычьей пасти раздалась бактрийская речь:
— Радуйся, глупая! От тебя произойдет великий род. В нем возродится кровь царей мелуххов. Их древнее царство восстановит твой муж Вима. Арьи, дравиды, яваны — все покорятся ему и поклонятся Черному Быку… Сопротивляйся же — я силен и не люблю слабых!
— Оставь меня, скот! Провались в Нараку, подземное царство!
— А мы и так в нем. Здесь один закон — сила!
— Ардагаст!!!
Пронзительный крик тохарки вырвал юношу из тьмы обморока. Ослепленное похотью чудовище слишком поздно обернулось навстречу ему. Обеими руками сжимая длинный меч, Ардагаст с силой ударил наискось по толстой шее врага. Бычья голова отлетела прочь, а человеческое тело, извергнув фонтан черной крови, рухнуло. И тут же снова обратилось в обтянутый почерневшей кожей скелет. Ардагаст шагнул навстречу Ларишке. А та уже сама прижалась к нему, обвила руками — и вдруг, заметив в темноте два зеленых огонька, вскрикнула:
— Берегись, сзади!
Юноша едва успел повернуться, когда из тьмы на него полосатой молнией метнулся тигр с рогами быка Эти рога пронзили бы его насквозь, если бы не панцирь, разорванный только на середине груди. Хищник прижал упавшего Ардагаста к полу, чешуйки панциря разлетались из-под мощных когтей, клыки тянулись к горлу. Но левая рука воина вовремя сжала рог зверя, правая вонзила в горло акинак. Тем временем Ларишка, вытащив свое оружие из останков царя мелуххов всадила клинок под лопатку тигру. Но живучесть и изворотливость зверя оказались невероятными. Две смертельные раны не помешали ему вырвать рог из рук Ардагаста, отскочить и броситься с новой силой. Однако теперь его всякий раз встречали три клинка. Наконец двум воинам удалось прижать израненного тигра к стене. И тут он вдруг… присел на задние лапы (оказавшись при этом самкой) и сложил передние в индийском приветствии.
Ардагаст совсем опешил, но оружия не опустил. А тохарка невозмутимо спрятала акинак в ножны, сложила ладони и заговорила:
— Зачем ты напала на нас, полосатая сестра? Мы уйдем отсюда — ведь сокровищ здесь нет — и не тронем твоего логова. Не трогай и ты людей джабгу — мы и их уведем.
Величавая улыбка расплылась на морде тигрицы. Не обращая внимания на переставшие вдруг кровоточить раны, она встала на четыре лапы, отряхнулась и важно удалилась в темноту.