— Что с ним?
— На МРТ сейчас. Ну, операция наверно.
— Ясно.
Меня хватило ненадолго. Как только Слава ретировался, я вышла в коридор. У соседней палаты переговаривались две женщины — одна с чёрными кругами под глазами, другая — с перебинтованной головой. Они испуганно глянули на меня и перешли на шепот. Уже объявили отбой. Свет горел только у ординаторской и на посту.
Я вышла к лифту, помялась немного и спустилась в приемный покой по лестнице. Сашкину мать я заметила сразу. Она стояла, прислонившись спиной к стене, и пила кофе из автомата. Она смотрела в одну точку, куда-то перед собой, и отпивала из чашки через равные промежутки времени.
Я снова не смогла подойти к ней, поэтому поднялась на операционный этаж.
Медсестра, милая, белокурая женщина, Светлана, меня узнала.
— Твой отец на операции, контролирует, — сообщила она мне. — Хочешь чая?
Я покачала головой, положила руки на стойку, огляделась. За стеклами закрытых дверей тихо жили пустотой зеленые коридоры.
— Почему контролирует, а не оперирует сам?
— Не его смена, рядовой случай, — медсестра сочувствующе похлопала меня по ладони. — С мальчиком твоим все будет хорошо… Ой, это кровь что ли?
Я отдернула пальцы.
— Да.
Медсестра нахмурилась и поднялась.
— Пойдём, я тебя провожу. Умоешься.
— Значит, все будет хорошо? — спросила я, когда мы зашли в служебную комнату.
— Будет, — Светлана вышла и вернулась с колючим после дезинфекции полотенцем. — Крепкая голова у него.
Я умылась и снова спустилась вниз. С матерью Сашки разговаривал полицейский. Я отвернулась и прижалась к двери. Они говорили долго, почти час. Я уже успела помотаться по лестнице туда-сюда и получить выговор от двух врачей, как через пролет увидела своего отца.
— Зашили, в реанимации, — отец ладонью протер глаза. — Ты что здесь стоишь?
— Мозги целы?
— Целы. Но затылок теперь лысый.
— Очень смешно. Там крови было море.
— Предмет зазубренный, немножко сняли скальп с твоего героя.
— Пап.
— Ладно. Мне тебе точный диагноз сказать? Повезло ему, вот и все. Может, вперёд наклонился, может, слышал, что к нему подходят. По касательной удар. Был бы по прямой — череп бы как пазл собирали. А тут немного совсем.
— Чего немного?
— Все. Иди отсюда. Жить будет. Где его мать?
— Вон, — я кивнула на окошко в двери.
— Ты с ней знакома?
— Ну… Нет.
Отец пожал плечами и открыл дверь.
Я постояла немного и, отвернувшись, пошла вверх по лестнице.
С Сашкиной матерью мы увиделись на следующее утро — столкнулись у автомата с кофе.
— Здравствуйте, — промямлила я. Мне повезло — я спала в сестринской. Ну, как, спала… Пялилась в потолок…
— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Не надоело от меня бегать?
— Я не бегала.
— Конечно! Из-за тебя это произошло?
Я вскинула голову, в упор посмотрела на неё. Она прищурилась, словно пыталась найти ответ, просто разглядывая меня.
— Полицейские говорят — попытка ограбления. Три наркомана. А мне не верится. Скажешь, в чем дело?
Вспомнив слова Сашки и предостережение отца, я соврала.
— Я ничего не знаю. По виду — обычные нарики.
— Да что ты говоришь! Только из уважения к твоему отцу, я ничего полиции не сказала. Надеюсь, ты им все пояснишь.
— Расскажу, что знаю.
— Да уж, пожалуйста. И ещё, — она чуть наклонилась вперёд. — Чтобы я тебя рядом со своим сыном больше не видела, поняла меня?
Я снова опустила голову и вперилась в пол.
— Ему так будет лучше. Он у меня один, — чеканила Сашкина мать. — И таким как ты, я жизнь ему ломать не позволю. Ясно тебе?
Да каким таким, как я? Под какой типаж меня так любят подгонять? Разве я откровенно одеваюсь? Разве я веду себя вызывающе? Разве я тычу родительскими деньгами всем в нос?
— Ясно.
— Не слышу.
Я резко отскочила в сторону и заорала на весь коридор.
— Ясно! Хорошо! Понятно!
Домой я влетела, как на ракете. Уронила вазу в столовой, сшибла стул. Схватила тарелку со стола и грохнула её об пол. Осколки полетели в разные стороны.
— Ты что творишь?! — Ася с полотенцем в руках замерла у входа на кухню. — Аня, что случилось?
Я долго смотрела на Асю, а та, не говоря ни слова, развела руки в стороны. Я потерялась в её объятьях и долго, до боли в легких, плакала навзрыд на её теплом плече.
Я проснулась поздно вечером того же дня от дикой головной боли. Что-то происходило в Перехлестье, что-то очень серьёзное. Или… Я схватила телефон. Без одного дня Новый год. От Насти было два пропущенных и несколько сообщений.
В первом она спрашивала про какое-то видео, во втором собственно было само видео. Вчера днем, после визита Сашки и до встречи с Ключником, мы долго разговаривали. Настя, конечно, любопытствовала, что же произошло между мной, Фроловым и Кирсановым. Я польстила себе и соврала, что они подрались из-за меня. Странно было сейчас вспоминать всего лишь вчерашний разговор. Так много пришлось объяснять, а так многого говорить не хотелось. Хорошо, что в школу через две недели — ничего никому не хочу рассказывать. Хватит с меня полицейских — нет, конечно, они хотят помочь, но какие же они приставучие. И ведь все равно никого не нашли. Зато выговор накатали коммунальным службам за незакреплённый бак.
Как он вообще вылетел со двора и почему его так расплющило?
Я поднялась, потянулась и вышла из комнаты. Откуда-то снизу доносились голоса. Я осторожно спустилась по лестнице, на цыпочках прошла к гостиной. За прикрытыми дверями ссорились мать и отец.
— Она отбивается от рук, разве ты не видишь? До сих пор не занимается с репетиторами, вечерами где-то пропадает. Её нужно контролировать!
— Контролировать? Ты себя слышишь? Ты когда последний раз с ней общалась как мать с дочерью?
— У меня много работы. Я не всегда успеваю с ней поговорить.
— Ты не всегда успеваешь её увидеть. Ты хоть спрашивала её, что с ней такое? Нет?
— А ты, выходит, осведомлен?
— Да! Представь себе! Она любит мальчика, который не отвечает ей взаимностью, и он вчера попал в больницу. Его избили у неё на глазах, едва ли не до смерти! Ты понимаешь?! Наша дочь была рядом… Она почти не плакала. Всю ночь проторчала в больнице — и держит себя в руках! Она — чертов кремень, и она любит, в первый раз любит так!
— Она мне ничего не говорит! Она закрылась от меня!
Я услышала, что мать всхлипнула, а потом сдавленно зарыдала. Меня потянуло к ней, но я слишком хорошо её знала, поэтому не двинулась с места.
— Зачем ты на меня все это вываливаешь? — пролепетала она. — Чтобы я чувствовала себя виноватой?
— Чтобы ты хоть что-то чувствовала.
Отец пошёл к дверям, я отступила в тень и спряталась под лестницей. Подождав несколько минут, я заглянула в гостиную.
— Мам? Что случилось?
Мама, прямая и твердая, как высеченная из камня статуя, сидела за столом, возложив руки на столешницу. Медленно повернув голову в мою сторону, она натянуто улыбнулась, осторожно вытерла слезу, задержавшуюся на щеке.
— Немного поспорили с твои отцом. Он меня расстроил. Я так устаю, а он требует сверх меры.
Я пожала плечами.
— Он всегда так.
— Да, — она провела ладоням по столешнице, будто проверяя, идеально ли она гладкая. — Расскажи, как дела в школе?
— Все в норме. Устаю, но в остальном…
— Устаешь? Тебе нужно больше отдыхать. Тебя никто не отвлекает от учебы? — мать выразительно посмотрела на меня покрасневшими глазами.
— Нет.
— У меня есть подозрения, что ты связалась с плохой компанией.
Я едва сдержалась, чтобы не прикрикнуть на нее.
— Нет, мам. Ты ошибаешься.
— Хорошо бы. Я попрошу Асю проконтролировать твои прогулки по вечерам. Пора всерьёз заняться учебой.
— Хорошо, мама. Я могу идти?
— Да, спокойной ночи.
Ася будет меня контролировать? Да она умрёт со смеху, когда такое услышит.