Я, усмехнувшись, кивнула. Со двора вернулся Кеша, и нам пришлось потесниться.
— Проходите, проходите, — заторопилась бабушка. — Мы уже поставили стол, скоро принесу горячее и пироги. А пока, пожалуйста, переодевайтесь, умывайтесь, располагайтесь.
Сашка унес наш багаж, Иннокентий — верхнюю одежду. Я умылась тёплой водой над тазом, вымыла руки, прошлась мокрой ладонью по волосам, распушив их.
— Значит, вы — одноклассники? — Ангелина Николаевна протянула мне полотенце. — Саша о вас никогда раньше не рассказывал.
— А о многих он рассказывает? — я улыбнулась. — Пожалуйста, давайте, вы будете ко мне на "ты". Мне и так неудобно.
— Очень зря, — Ангелина Николаевна положила руку мне на плечо и чуть сжала. — Ты себе представить не можешь, как я рада, что у Саши есть ты. Он — замкнутый человек, бирюк по натуре. И мне…
— Я в маленькую комнату вещи поставил, — сказал Сашка, возвращаясь на кухню.
Ангелина Николаевна, отвернувшись от меня, посмотрела на внука.
— В одной комнате спать будете? Анечка, вас… тебя это не стеснит?
У меня щеки полыхнули красным, и я, наклонившись к тазу, решила умыться еще раз.
— Ничего страшного. Мне бы самой кого не стеснить.
— Просто в зале ночью прохладно, — продолжала Ангелина Николаевна. — А мы спим в большой комнате, с печкой. Маленькая — тёплая и кровати там две. Как раз по вам.
— Хорошо. Спасибо.
Ангелина Николаевна снова улыбнулась мне. Теперь я залилась краской по самые уши. Застенчивостью я никогда не страдала, но перед Сашкиной бабушкой почему-то хотелось вести себя, как тургеневская барышня.
— Идите в зал, садитесь за стол.
Меня в гостиную пропустили первой, и я застыла на пороге, разглядывая очередной непривычный интерьер. Ковры на стене и полу, огромный телевизор в нише огромной стенки, рядом шкаф до потолка и сервиз, из-за стеклянных дверец которого выглядывает начищенный до блеска самовар. А стол… Стол! Кажется, такие называют "книжкой". На столе — белая, клеенчатая скатерть, а на скатерти — столпотворение еды.
— Почти все наше, — похвалялся Иннокентий, расхаживая вдоль стола. — Помидоры маринованные, бочковые огурчики, капустка квашенная, грибочки, баклажаны, лечо вот, аджика. Колбаска, сыр, рыбка — из моего магазина. Один на все село продуктовый, вот!
Я прикрыла глаза. Мне почему-то стало так радостно.
Потому что все тут просто и по-душевному?
Потому что Сашка взял меня за руку и потянул к дивану занять, по мнению Иннокентия, самые лучшие места — для гостей?
Пахло печеным, жареным, сдобным, мандаринами и хвоей — маленькая ёлочка топорщила свои веточки в углу, и на игрушках, раза в два старше меня, играли блики от вполне себе современной неоновой гирлянды. Вот так, наверное, надо встречать Новый год.
Я шлепнулась на диван. В тепле и уюте меня как-то быстро начало клонить в сон. Ангелина Николаевна принесла горячее, Сашка разливал сливовый сок по гранёным стаканам, о ноги терся огромный серый кот. Иннокентий принёс бутылку самогона и, предложив Сашке, получил нагоняй от Ангелины Николаевны.
— Не смей спаивать моего внука! С тебя самого хватит. Вон, наливки возьми.
— Да тути же мой самогон!
— Так, Кеша. Либо наливка, либо в свой дом иди.
Кеша поворчал, поворчал, но пошёл за наливкой, спрятав самогон под стол.
И тут меня осенило. Вспомнив, где находится туалет, я неуверенно огляделась и поднялась.
— Ты куда? — Сашка, откинувшись было на спинку дивана, тут же сел.
— Сейчас приду.
Спросив про туалет, я, кажется, смутила и Ангелину Николаевну.
— Туалет на улице, но там так холодно
— Да не замерзну, думаю, — нарочито весело отозвалась я. Ведро меня пугало больше, чем возможность отморозить пятую точку.
Когда я вернулась, стуча зубами и решив вообще ничего не пить, дабы сократить число забегов до этого ужасного сооружения, все уже сидели за столом. И как Сашкина бабушка, эта женщина дворянской наружности, отважилась уехать в такую дыру?
— Кушайте, поговорить еще успеем, — скомандовала Ангелина Николаевна. — Анечка, руки помыла? Молодец. Сашенька, ты как себя чувствуешь?
— Отлично.
— Хорошо. Ешьте.
Ася готовила очень хорошо, но блюда от Ангелины Николаевны оказались вне конкуренции.
— Так вкусно! Я бы все съела!
— Кушай-кушай.
— А как вы так научились?
— В городе жили — готовить не любила. Решила — совершенно не мое. А сюда переехала — и огородом занялась, и курами, закатывать, солить, печь в печке, — Ангелина Николаевна пожала плечами. — Здесь все так живут. Кешина мама, Царство ей небесное, помогала, учила.
Иннокентий перекрестился.
— Учиться, как говориться, никогда не поздно!
— Закусывай, Кеша.
Ангелина Ивановна включила телевизор. Сходу объевшись, я откинулась на услужливо подложенные думки. Сашкина рука, лежавшая до этого на спинке дивана, скользнула мне на плечо.
— Переключи на Шурика, — нудел дядя Кеша. — Видеть не могу этих паразитов расфуфыренных.
— Сколько можно смотреть одно и то же?
— Классика бессмертна, женщина! Александр, выпьем!
— Саша, ты что пьёшь? Сок? — Ангелина Николаевна недоверчиво покосилась на его стакан.
— Сок, мне после травмы алкоголь нельзя.
— На таблетках?
— Нет, но все равно.
— А тех упырей так и не нашли? — спросил дядя Кеша, качнув рюмкой.
— Мы выпить хотели, — напомнил Саша, меняя тему.
— Геля, переключи на Шурика. И самог… Наливочка в горло не лезет от их свистоплясок.
От еды и тепла меня развезло. На улице стемнело, под тихие разговоры и позвякивание приборов я начала засыпать. Ангелина Николаевна тронула меня за плечо.
— Анечка, пойдём, уложу тебя.
Я поежилась, огляделась.
— А мужчины где?
— На крыльце курят. Наелась?
— Очень. Даже дышать тяжело.
В комнате было тепло. Из открытой форточки струились морозный воздух и снежная тишина.
— Спи, Анечка, — Ангелина Николаевна убрала покрывала с кроватей, расстелила одеяла, взбила подушки. — Если вдруг что, ты сразу буди, не стесняйся.
Я кивнула. Ангелина Николаевна прикрыла дверь, а я, зевая, полезла в чемодан, искать домашнее платье. Написала отцу, что уже сплю и как здесь хорошо, потом вспомнила, что он сегодня дежурит, и убрала телефон, не дождавшись ответа.
Растянувшись на кровати, я обняла руками подушку и зарылась в нее лицом. Еще несколько минут я прислушивалась к невнятному бормотанию телевизора и голосам из гостиной, а потом меня сморил сытый сон.
Я проснулась от волчьего воя. Протяжный и тоскливый, он пробирал до костей. Поежившись, вспомнив, где нахожусь, осторожно потянулась за одеялом, скомканным в ногах.
Было темно и тепло. На соседней кровати завозился Сашка. Я закусила губу. А почему бы нет?
— Ты спишь? — шепотом спросила я.
— Нееет, — тягуче прозвучал ответ.
— Долго ещё сидели?
— Я только лёг.
Отлично.
Отпихнув ногой теперь уже не нужное одеяло, я поднялась и, чтобы не раздумать, быстро перебежала комнату и замерла у Сашкиной кровати.
— Подвинься.
Сашка лежал на спине, закинув руку за голову. Мгновение он смотрел на меня, а потом отодвинулся к стене, не меняя позы.
Я устроилась у его бока.
— А мы сегодня не пойдём в Перехлестье?
— Нет.
— Думаешь, там так же тихо?
— Уверен.
Мне стало неуютно. Сашка закрыл глаза, всем видом показывая, что готов уснуть.
— Бабушка у тебя классная. С ней же ничего не случилось из-за духа?
— Нет, все хорошо. На мигрень только жаловалась.
Я повернулась на бок, поставив локоть на подушку, подперла щеку кулаком и посмотрела на Сашку. Он надел тонкую футболку и укрылся до пояса. Я чуть подвинулась и, забравшись под одеяло, ногой коснулась его ноги. Напарник, не открывая глаз, нахмурился.
Это меня выбесило окончательно. Разозлившись, я резко поднялась с кровати и в сердцах бросила.