Выбрать главу

— Да. — Кристина зажмурилась, ей как будто физически было больно об этом вспоминать. — По сути, весь мой мир — это один большой рубеж. Оплот мироздания, барьер между Бездной и миром Аристократов, в котором мы находимся сейчас. В моём мире задолго до того, как я родилась, получилось свести прорывы Бездны к одному, локализованному. И рядом с местом прорыва выстроили город-крепость. Рубежи… Мы, жители города, рождались и умирали там — на защите Рубежей. С самого детства нас учили сражаться с тварями из Бездны. Вся наша жизнь, с колыбели и до смерти была бесконечной борьбой… Но это не выход, Костя. Рубежи моего мира — это дыра в днище лодки, которую заткнули пальцем. Я погибла, по меркам здешнего мира, два года назад. Сколько времени прошло в моём родном мире, что с ним стало за это время — не знаю. Но судя по тому, что Бездна прорвалась сюда… — Кристина замолчала.

— Что-то пошло не так, — закончил я. — И затычку из лодки выбило. Но, возвращаясь к Бездне. Ты знаешь, как с ней бороться?

— Увы, — Кристина покачала головой. — Всё, чему меня учили — отражать атаки тварей. Прости, но я не храню секрета, который поможет нам решить проблему глобально.

— Ну значит, надо поговорить с человеком, который, возможно, хранит такой секрет, — сказал я.

— Юнг?

Вообще-то я имел в виду другого человека. Которого гораздо проще отыскать… Но им я бы предпочёл заняться сам, вмешивать в это Кристину или Витмана точно не собирался.

— Да. Юнг, — кивнул я.

— И ты сможешь с ним спокойно разговаривать? — Кристина смотрела скептически. — Он столько раз на тебя покушался. Страдали твои близкие. Твой отец, скорее всего, убит им…

— Поверь — я не раз говорил с людьми, которые причинили мне куда больше зла, чем Юнг, — улыбнулся я. — И это вовсе не означает, что к концу разговора они оставались живыми.

* * *

Дед вошёл в свой кабинет поздним вечером. Он уже давно страдал бессонницей и предпочитал работать до трёх часов ночи. Суматоха, связанная со свадьбой Нины и взрывом, его привычек не изменила. Как и переезд в городской особняк.

Дед запер дверь, включил свет и сделал шаг к столу. А в следующий миг замер, будто на стенку наткнулся, и вскинул руку — выставив не то Щит, не то Белое Зеркало.

— Я тоже по тебе соскучился, — сказал я, покачиваясь в кресле деда. — Защита не понадобится, я пришёл с миром.

— Господи, Костя! — Дед опустил руку и, сгорбившись, подошёл к столу. — Почему нельзя было войти через парадный вход, как все нормальные люди?

— Хочешь сказать, что призывал в свой мир нормального человека?

Взгляда моего дед не выдержал — отвернулся.

— Выпьешь? — буркнул он и прошёл к стене с баром.

— Воздержусь. И тебе советую.

— Даже если сложить твой возраст в том и этом мире, у тебя ещё нос не дорос давать мне советы. — Дед взял бутылку и бокал, подошёл к столу.

Освободить кресло он меня не попросил. Насторожился. Сам пока не знал, отчего, но насторожился. Это было видно.

Я подождал, пока дед набулькает в бокал необходимое количество и сделает глоток. Потом продолжил:

— Цесаревич найден.

— Знаю, это было в вечерних газетах.

— Кое-чего там не было. Скажи, дед, что тебе известно о Бездне?

Я внимательно наблюдал за его лицом. Но даже если бы смотрел в сторону, всё равно почувствовал бы, как деда передёрнуло. Будто электричеством шарахнуло.

— О чём? — неубедительно переспросил он.

— Когда ты меня призвал, так или иначе от тебя звучало, что с твоим миром может случиться то же, что с моим, — сказал я. — Тогда я ещё, конечно, не понимал абсолютно ничего, не знал, кому и что известно. Постепенно оброс кое-какими знаниями, но нюансы в памяти стёрлись. И вот сегодня я вдруг выяснил, как работает Бездна. Узнал, что она высасывает из мира всю энергию, начиная с магической. Именно это, насколько понимаю, с моим миром и случилось — магии в нём нет. А уж про энергетический кризис у нас не говорил только ленивый. И ты об этом каким-то образом знал. Или хочешь сказать, что знал только о следствиях, но не о причине?

Дед молчал. Пустой стакан в его руке дрогнул. Я вздохнул:

— Выпей ещё. И успокойся. Я же сказал, что пришёл с миром. Мне нужны ответы, а не ещё одна война. Прости, если напугал.

— Я боюсь не тебя, Костя, — прошептал дед. — Я боюсь того, что ты задаёшь эти вопросы. Потому что, если ты их задаёшь — значит, на то есть причины. Значит, случилось нечто непоправимое…

— Тогда тем более успокойся! — строго сказал я. Вышел из-за стола, положил руки деду на плечи. И понял вдруг, что за этот год прилично обогнал его ростом. — Ты — аристократ, Григорий Барятинский! Белый маг. Твой святой долг — защищать отечество. Возьми себя в руки, ну!

Стиснув зубы, дед с решительным стуком поставил на стол бокал. Потом уставился на меня.

— Ну и что ты хочешь от меня услышать? Ты уже знаешь всё, что надо знать. Большего о Бездне тебе не расскажет никто — кроме тех людей, через которых она заглядывает в мир.

— А я вот полагаю, что в мире полно людей, которые знают о Бездне, — покачал головой я. — В школах о ней, понятно, не рассказывают, однако эти сведения точно не под грифом «совершенно секретно». Но вот сколько в мире людей, которые способны точно сказать, который из миров пожирает Бездна в данный момент? Сколько людей, которые точно знают, как именно она эта делает? Что-то мне подсказывает — гораздо меньше. Может быть, их совсем немного? А может, их можно пересчитать по пальцам одной изувеченной руки?

Из деда как будто выпустили воздух. Он медленно опустился в кресло для визитёров. Взгляд его скользнул по застеленному ковром полу.

Я терпеливо ждал ответов. Хоть и догадывался, что они мне не понравятся.

— Про Бездну я узнал от Мурашихи, — сказал дед. — Точнее, про то, что она пожирает твой мир. Мир Капитана Чейна.

— Так ты меня поэтому выдернул?

— И да, и нет… — Дед развёл ладонями, предплечья его так и покоились на подлокотниках. — К тебе вели эти её нити… Почему они вели — другой вопрос. Может быть, как раз из-за Бездны.

— Ты недоговариваешь, — прищурился я.

Дед сделал вид, что не услышал. Вздохнул:

— Ты прав, Костя. Людей, обладающих настоящими знаниями о Бездне, очень мало. Если… — Дед прочистил горло. — Если говорить точно, то их всего трое, считая со мной.

— А теперь дай-ка я поиграю в прорицателя. — Я сделал серьёзное лицо и коснулся пальцами висков, изображая напряжённую мыслительную деятельность. — Второй… второй… Нити ведут к нему… Я вижу имя, но неясно… Постой! Кажется, его зовут… Странное имя. Патрон? Поддон? Понтон? Нет… Платон!

Деда аж подбросило.

— Как ты узнал⁈ — вскрикнул он.

— Магия, — сурово сказал я. — А теперь не мешай мне, и я угадаю имя третьего.

Я вновь повторил свой «ритуал». Сейчас был морально готов к тому, что облажаюсь, но желание Кости Барятинского лишний раз потроллить заигравшегося в секретность дедушку оказалось сильнее меня.

— Имя короткое. Ясно вижу, как нити свиваются в буквы… Вижу «н». Нил? Ник? Нет, другое… Вижу кириллическую «ю». Юра? Нет, что-то иное… Постой… Юнг!

Судя по тому, как посерело лицо деда, с театральностью я перегнул. Пришлось взять со стола графин с водой и налить в бокал из-под коньяка, другого под рукой не случилось.

Я поспешно протянул стакан деду. Тот не стал ломаться, осушил его залпом. И уставился на меня, как проштрафившийся ученик на сурового учителя.

— Как ты умудрился замараться с Юнгом? — спросил я. — Чем вы там вообще занимались, в этом вашем тайном обществе знатоков Бездны?

— Замараться? — изумился дед. — Доктор Юнг — лучший из нас, сильнейший и мудрейший! Кроме того, он приближен к самому императору. В случае прорыва это давало нам возможность быстро перейти к решительным действиям…

Я запоздало сообразил, что о событиях сегодняшнего дня дед пока ничего не знает.

— Ты немного отстал от жизни. — Я забрал у него стакан и присел на край стола. — Не знаю, будет ли об этом в утренних газетах. Понятия не имею, как собирается представить эту историю тайная канцелярия, но и наплевать. Суть та, что Юнг больше не приближен к императору. Он в бегах. Потому что именно он, как выяснилось, все эти годы травил великого князя Бориса Александровича. Он шантажировал императора жизнью сына, требуя казнить меня. Ну и за всеми покушениями на мою нескромную персону так или иначе стоял он. Смерть твоего сына, кстати — тоже на его совести. Хотя я, конечно, больше чем уверен, что ты об этом не знал и не догадывался.