А потом меня пронзила боль, словно тысячи осколков стекла глубоко врезались в мою кожу, и я вскрикнула, потрясенная её жестокостью, сжимая руку Михаила так крепко, что, если бы это был кто-то другой, я бы переломала ему кости. Я попыталась дышать сквозь сокрушительную боль, вспоминая сцены из фильма о родах, и ещё крепче прижалась к Михаилу, не уверенная, что смогу это вынести.
А потом его слова вернулись ко мне. «Ты справишься», — сказал он.
Не «мы справимся». Я выживу.
Но как насчёт архангела? Он был сильнее, он был бессмертен, ничто не могло коснуться его. Но он сказал: «Ты справишься».
Боль росла, как живое существо, стеклянные ножи вонзались глубоко внутрь, в мои органы, мой желудок, моё сердце, мою утробу, и я начала тонуть, проигрывая эту эпическую битву, и он ошибся, я не…
Я была прижата к твёрдому, сильному телу, но оно дрожало, тряслось, как будто вибрировало от боли.
— Михаил! — я закричала от внезапного ужаса, и я почувствовала, как что-то обернулось вокруг меня, как одеяло из перьев, защищая меня, оберегая меня, и я перестала бороться, прильнув к нему, отпуская.
А потом всё кончилось. Тишина, густая и глубокая, затопила мой мозг, наполняя его зефирным пухом. Я не двигалась, чувствуя, как эти волшебные бабочки танцуют по моему телу, исцеляя, успокаивая, и я плыла, абсурдно счастливая, в сильных руках Михаила.
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что что-то не так. Кожа под моей головой была холодной, почти липкой. Моя голова лежала у него на груди, а его сердцебиение, обычно такое сильное, было слабым, прерывистым.
Свет ослепил меня, когда защитное одеяло исчезло. Он отпустил меня, и я поняла, что его крылья были вокруг меня, защищая меня, баюкая меня. Та же перистая мягкость покрывала нас, когда мы занимались любовью в его комнате. Благословение, защита. Любовь.
Но его руки упали, крылья исчезли, и он неподвижно лежал на земле.
От тела Михаила исходило слабое свечение, гораздо более сильное, чем моё. Я посмотрела на Михаила и поняла, что он умирает.
Его глаза были закрыты, лицо бледное под порезами и синяками, которых раньше не было. Его рубашка была изорвана в клочья, и я в ужасе уставилась на него.
Татуировки исчезли с его тела, все метки, которые танцевали на его золотистой коже. Обереги и защита исчезли, и я прекрасно понимала, что не Портал забрал их. Они всё ещё танцевали у меня на руках. Он отдал всё мне и вошёл в Портал без всякой защиты.
— Ты идиот! — крикнула я ему. — Забери их обратно.
Его тёмные глаза дрогнули, открылись, но они были тусклыми, бледными.
— Не могу, — еле слышно ответил он. — Берет… слишком… много.
— Не смей умирать на мне, придурок! — сказала я. — Ты не можешь жить тысячелетиями, а потом умереть из-за моей глупости.
— Не… глупая, Виктория Беллона.
Улыбка была призрачной на его избитом лице, и я знала, что он делает это просто, чтобы досадить мне. Даже умирая, он всё ещё пытался меня разозлить.
— Я не позволю тебе умереть, — закричала я, сжимая его сильные плечи.
Они были холодными на ощупь, его жизненная сила ускользала.
— Ты ничего не можешь сделать.
Мне хотелось выть, кричать, плакать. Он не мог так поступить. Не только со мной, но и с Падшими. С миром.
Я попыталась встряхнуть его, но он был слишком тяжёлым.
— Не оставляй меня, — не знаю, откуда взялись эти слова, и мне было всё равно. — Я лю…
Прежде чем я успела закончить проклятую фразу, он схватил меня за руку из последних сил и притянул к себе, чтобы поцеловать.
Затем его рот обмяк под моими губами. Он отпустил жизнь, оставив меня в зловещем мире Темноты.
ГЛАВА 23
Я ОПУСТИЛАСЬ НА КОЛЕНИ В ТРАВУ РЯДОМ С ЕГО БЕЗЖИЗНЕННЫМ ТЕЛОМ, и на краткий миг мне захотелось кричать, плакать и ругать того Бога, которому он якобы служил. Но только на мгновение.
— Нет, — решительно и спокойно ответила я.
Я понятия не имела, что делать, и могла действовать только инстинктивно. Сделать то, что велит мне сердце. То, что сказала мне моя кровь.
У меня не было ничего, чем я могла бы разорвать свою плоть, но если будет необходимо, я разорву кожу на запястье зубами. И тут я вспомнила о тонком кусочке металла, который спрятала в складках платья.
Мне потребовалось драгоценное время, чтобы просунуть руки сквозь ткань. Я искала его, молясь, чтобы не потеряла его в машине, сарае, реке. Я полоснула им по запястью, и хлынула кровь. Не обращая внимания на тошноту, я приложила запястье к его губам, заставляя кровь затекать ему в рот.
Он не двигался. Я притянула его к себе на колени и прижала к груди, смазывая его прекрасный рот своей алой кровью.