— Просто замечательно, — сказала я. — А как нам избежать этих Призраков?
— Держись на солнце и следи за тенями. Они не могут выжить под прямыми солнечными лучами.
— Опять вампирские подражатели, — проворчала я.
— Мы не…
— Да, да, — я оборвала его. — Так сколько времени пройдёт, прежде чем вернётся дневной свет?
Он покачал головой.
— Без понятия. А пока тебе следует попытаться немного поспать.
— Я не устала. Полагаю, здесь нет доброго старого чёрно-белого телевизора с «Я люблю Люси»11?
— Что за «Я люблю Люси»?
Я покачала головой.
— Не обращай внимания. Я найду, чем себя занять. Может быть, просто посижу и попытаюсь досадить тебе.
Он просто посмотрел на меня.
— В этом нет никакой «попытки». И я всегда могу тебя задушить.
— Нет, не можешь, — огрызнулась я. — Потому что тогда тебе придётся прикоснуться ко мне, а если ты это сделаешь, мы снова займёмся сексом, а это последнее, чего ты хочешь.
Я затаила дыхание, надеясь и молясь, чтобы он это отрицал.
Он замер.
— Мы больше не будем заниматься сексом.
Лицо моё оставалось бесстрастным.
— Тогда не пытайся меня задушить.
Несколько долгих минут он молчал. Затем отодвинулся от стола и взял пустые миски.
— Иди и найди свою «Я люблю Люси», — сказал он. — И держись от меня подальше. Мы застряли друг с другом до возвращения в Шеол, а пока мне нужно побыть одному.
— Аналогично, — огрызнулась я.
Я видела, как он моргнул, услышав это слово, а потом ответил:
— Аналогично, — холодно согласился он. — Иди.
ГЛАВА 25
МИХАИЛ СМОТРЕЛ ЕЙ ВСЛЕД, ЮБКА КОЛЫХАЛАСЬ ВОКРУГ ЕЁ ИКР, грудь мягко двигалась под футболкой. Чёрт бы её побрал! Ему с трудом удавалось не думать о ней, о вкусе её кожи, о вкусе её крови.
Он выбросил эту мысль из головы. Ничто теперь не мешало его очень плотским фантазиям, но что-то сдерживало его. Ему предстояло увидеть, как она умрёт, увидеть, как весь этот юмор и яркая энергия будут подавлены, и он ненавидел эту мысль. Чем ближе он к ней подойдёт, тем хуже будет. Ему и так было достаточно трудно сдерживать свои эмоции. Он всегда думал, что у него их нет, но ошибался. По крайней мере, в том, что касалось Тори.
Он оглядел пластиковую кухню. Это было яркое напоминание о том, кем и чем он был. Божий блюститель. Что делало его вершившим правосудие пылающим мечом, бросавшим души во Тьму. Конечно, он знал о Темноте больше, чем кто-либо из тех, кто там побывал. Он был единственным, кто вернулся.
Падшие даже не знали об её существовании, пока он не был вынужден присоединиться к ним, и он всегда был намеренно загадочным на этот счёт.
Как только Уриэль изгнал его, Метатрон, вероятно, занял его место. За то короткое время, что Метатрон провёл в Шеоле, ему удалось избежать каких-либо серьёзных разговоров с Михаилом. Они оба знали, какие ужасные вещи выпали на их долю, и разговор о них только лишь сделает их более реальными. Вопрос был в том, кто занял место Метатрона? Кто будет преследовать их через причудливые миры, населяющие Темноту?
Его работой было втягивать в это людей. Тех, кто вызывал наибольшее недовольство Уриэля, приговаривали к Темноте, и Михаил уводил их туда. И если им удавалось ускользнуть от Призраков, он возвращался и выслеживал их.
Он всегда пытался поверить, что люди, на которых он охотился, заслужили ужас бесконечной тьмы. Но Тори этого не заслужила. Тори заслуживала света и любви, радости и счастья, и долгой жизни.
Вместо этого она получила падшего ангела, который не умел любить, и смертный приговор. И он ничего не мог с этим поделать.
Он оттолкнулся от стола и направился к прямоугольнику света, который Тори видела как окно. Всё выглядело так же, как и всегда, размытые цвета, которые могли сливаться в любое видение безопасности и комфорта, которое, скорее всего, убаюкивало несчастную добычу ложным чувством безопасности. Это делало наказание намного более разрушительным. И приносило больше удовольствия надсмотрщику.
Несомненно, Уриэль получал удовольствие от боли тех, кого наказывал. И нет сомнений, что преступления, за которые он наказывал, могли быть относительно незначительными. Михаил уничтожил целые деревни, от новорождённых младенцев до стариков, в наказание за богохульство одного человека, и он делал это без вопросов.
Расспросы стали причиной его грехопадения. И это стало причиной падения первого ангела, Люцифера, любимца Бога. Михаил был тем, кто сбросил Люцифера с небес, и он никогда не жалел об этом.