Женщина могла простудиться в родниковой воде речки, им хотелось предостеречь ее, и они не сделали этого. Не смогли. Женщина стала малопонятна им: она вела их к гибели. И чтобы не думать о женщине — а о ней впервые думалось как о женщине вообще, — Гелий Стерин лег на спину и заговорил, глядя в белое, с сиротливыми фиолетовыми облачками небо:
— Есть теория перцепциального времени, основанная на чувстве кровообращения и способности нашего разума сознавать не только вещественный мир, но и собственную сущность, что дает возможность соединить прошлое, уже уложенное в наше существо, с будущим, которое можно накапливать. Прямая связь через чувственное восприятие. В философии принято считать перцепцию низшей, бессознательной духовностью. Не знаю, так ли это. Но сейчас, когда я брел по степи, вдруг ощутил полную соединенность с воздухом, землей, небом: моя кровь наполнилась внешним теплом, мой разум соединился с окружающей средой — и не стало времени между прошлым и будущим, ощутилось одно бесконечное настоящее. И я успокоился, совершенно, глубоко: голод, усталость, боли — все заглохло во мне. А вернулся, увидел тебя, Иветту, палатку, наш скарб и… сам понимаешь…
— Вернулся в наше бытие, — подсказал Авенир Авдеев. — Я тоже впадал в перцепцию, раза два было, на последнем переходе.
— Тебе проще. Ты горожанин во втором поколении. Я — с незапамятных времен. Позабыл природу. И вот что… вот что интересно: когда я писал свою диссертацию «О механизме действия физических факторов на организм человека», ну, ты знаешь — света, звука, электромагнитных колебаний, радиоактивности, я немного сказал о перцепциальном времени, по догадке, конечно, по ощущению: человека может лечить чувственное восприятие природы. А ты развей в своей экологической теме.
— Уже подумал. И предположил: перцепция может быть городской.
— То, что тебе надо. Дарю эврику!
Авенир промолчал из-за мгновенной обиды, прилива крови к горячей и без того голове: вот, он дарит! Дарит уже найденное! Нарочито не услышал! О его подарке будет знать весь институт!.. Ясно: он большего достиг, острее мыслит, утвердился в своей особой манере поведения — первенствовать во что бы то ни стало, даже в спорте, даже в питии водки («Умей красиво пить и не пьянеть!»), он тренирован, он свое хилое тело («Мало ли что тебе подарят родители — ты переделай себя на свой лад!») превратил в жилистый, послушно-выносливый организм. Он скоро станет доктором. Но он же старше его, Авенира Авдеева, на пять лет, и у него первого расслабились нервы в этом жутком походе. О, за свою слабость он еще как-то взыщет с них, очевидцев! Вот, уже подарил эврику. А что подарит Иветте?..
Пожалуй, Авенир сейчас не совсем справедлив: обижен другом. Это так. И учиться ему у друга надо многому. Тоже так. Но чего больше в Гелии Стерине — таланта или воли? Много ли души? И кто из них надрывнее, несчастнее выпал из урбанистической среды?..
— Мальчики! — окликнула Иветта. — Вы не поссорились? — Она стояла у палатки в мокрых трусиках и лифчике, расчесывала мокрые волосы на два соломенно поблескивающих пласта; хрусталинки воды искрились на ее впалом, мальчишеском животе, а со спины и рук соскользнули и затерялись в буром песке под ногами; и глаза ее, от худобы ставшие более резкими (вероятно, глаза умирают последними), сияли влажной речной зеленью. — Искупайтесь, мальчики! Смойте пыль дорог и неприятностей. Мы же спасены. Будем жить!
— Втроем? — спросил Гелий.
— Пока не выберу одного.
— Ты самоуверенна, девушка. И красива сейчас. Женщине голодание на пользу: естество проявляется.