Когда противник пытается вернуть удар, я подставляю под его кулак топор, однако Хавард разжимает пальцы и хватает оружие за рукоять. Бросив свой топор, уже он наносит мне удар в лицо освободившейся рукой. Я чувствую, как его кулак врезается мне в скулу. В глазах темнеет.
Беркин, наконец, замечает, что происходит.
– Хавард! Никаких кулаков! Немедленно извинись перед Расмирой.
Парень приходит в бешенство, что его поймали на использовании запрещенного приема, а меня – нет. Ярость бурлит в нем. Он уже перешагнул черту, за которой прислушиваются к голосу разума. Чего я и добивалась.
Хавард хватает брошенный топор и бросается на меня. Он лихорадочно размахивает руками, топором, беспорядочно загребает ногами. Я блокирую один удар за другим и жду, жду, жду.
Вот!
После стремительного движения, призванного рассечь меня на две половины, топор Хаварда застревает в грязном полу. Я уже нахожусь сбоку от него и просто делаю подсечку, сбивая противника с ног так, чтобы все это видели.
– Нужно вставать быстрее! – рычит Беркин. – Богиня благая, меня вообще хоть кто-то слушает?
Некоторые из учеников смеются, но я их едва слышу. Все мое внимание приковано к лежащему на земле Хаварду.
Я пинком отталкиваю его оружие вне зоны досягаемости. Затем опускаю свой топор так, чтобы лезвия оказались по обе стороны от шеи поверженного, пригвождая его к полу.
– Убит, – говорю я, а затем понижаю голос, чтобы только он смог расслышать, – только посмей еще раз бросить мне вызов, и следующее сражение будет уже боевым оружием.
Хавард отвечает с улыбкой, от которой меня пробирает мороз:
– Ты не доживешь до следующего сражения.
Я пинаю его в живот.
– А ты никогда не поднимешься с пола. Извинись, если хочешь, чтобы я тебя освободила.
Стоит Хаварду отдышаться, как он пытается отбросить топор. Я снова наношу удар. В этот раз мой каблук попадает ему по носу.
Беркин бездействует. И никогда ничего не сделает, ведь я – дочь вождя. Обидеть меня означает обидеть отца. Часть меня понимает: подобным образом я никогда не добьюсь уважения или верности Хаварда. Однако желание унизить его побеждает.
Наконец, когда его лицо уже багровеет от прилившей крови, Хавард хрипит:
– Приношу извинения.
Я его отпускаю, и тренировка возобновляется.
Торрин провожает меня до дома, как и каждый день на протяжении последнего месяца. Сейчас уже кажется, что я знаю его целую вечность, но еще шесть недель назад он был частью группы Хаварда, просто еще одним лицом в толпе обидчиков.
Я очень четко помню тот день, когда все изменилось. Хавард с лучшими друзьями – Колом, Сигертом и Торрином – задумали напасть на меня. Но вместо этого Торрин помог мне отбиться от шайки. Затем он умолял простить его за недостойное поведение в последние несколько лет. По его словам, перед инициацией он всерьез задумался, что это значит – быть настоящим воином.
– Мне никогда не нравилось, как Хавард с тобой обращается, – признался он, – но вместо того, чтобы противостоять ему, я просто плыл по течению. Однако я больше не хочу быть таким. Знаю, что прошлое не вернуть, но надеюсь, ты сможешь простить меня.
Я никогда не считала себя всепрощающим человеком и не особо верила, что люди способны измениться, однако, наблюдая за попытками Торрина избавиться от влияния Хаварда, мы незаметно сблизились. Впервые у меня был друг, который не презирал меня за то, на что я никак не могла повлиять: мой статус дочери вождя.
И вот Торрин нежно касается моей щеки там, где остался след от удара Хаварда.
– Нужно немедленно показать тебя целителю.
Меня распирают противоречивые эмоции. С одной стороны, я хочу сбросить его руку, не желая раздувать из мухи слона. Он никогда не стал бы так обращаться с воином мужского пола. А еще я хочу, чтобы он продолжал касаться моей кожи.
– Иррения посмотрит, когда вернется домой, – говорю я.
– Даже с порезом ты выглядишь прелестно. Как тебе это удается?
Прелестно.
Меня хвалили и раньше. За отвагу и стойкость, за отменную меткость и умение правильно держать топор. Но никогда – за внешность.
В груди разливается тепло, поднимаясь все выше, пока щеки не покрываются жарким румянцем. Я понятия не имею, как правильно реагировать на подобные вещи. Что женщины делают в таких случаях? Ответить «спасибо»? Но я не согласна с комплиментом.
К счастью, Торрин сам избавляет меня от необходимости отвечать.