Из дальней комнаты я услышала тихое пение матери. Этот звук испугал меня — мама никогда не пела. Многие говорили мне, что моя мать — одаренная певица, благословленная Браги, но при мне она ни разу не раскрыла свой талант.
Я уставилась на открытую дверь комнаты. Ее голос, дарованный самим асами, мелодичным эхом разносился по коридору, а ее сладкая песня отдавалась дрожью в самой древесине. От этой мелодии у меня по позвоночнику побежали мурашки, а волосы на руках встали дыбом. Все эти годы она клялась, что поет как лягушка на болотах. Но сейчас она пела, как богиня.
Я зашла в нашу комнату. Она лежала в постели, уставившись в потолок, и мелодия эхом разносилась по всему помещению. Когда песня закончилась, она повернулась и улыбнулась мне, но по ее щекам катились слёзы.
— Хервёр, твои волосы выглядят так, будто ты пробиралась через заросли. Ты снова тренировалась с Лейфом?
— Нет, мам. Похоже, я забыла их расчесать.
— Не дай бог, бабушка тебя увидит. Точно убьёт на месте, — произнесла Свафа, снова забыв, что её собственная мать давно умерла.
Я забралась на кровать и положила голову маме на грудь.
— Я скучала по тебе.
— Я тоже скучала. Аста скоро вернётся, она отправилась за молоком.
— Тебе так хочется молока?
— Нет, молоко нужно для ребёнка.
Я закрыла глаза, на которые уже навернулись слёзы, стоило мне подумать о девушке, которой она, должно быть, когда-то была. Красивая, как Сиф, умная и полная жизни, она явно покоряла сердца всех, кого встречала. Жаль, я никогда не видела ее такой.
Мама тихонько напевала, поглаживая мои спутанные волосы. В маминых объятиях я почувствовала, как с меня свалилась какая-то тяжесть, и вскоре погрузилась в сон.
Я шла через пылающую деревню. Все дома были в огне. Мертвые лежали на улицах. От зародившейся в груди ярости у меня затряслись руки. Из-за ближайшего дома выскочил человек и, подняв топор, бросился на меня.
Не дав мужчине опомниться, я вонзила меч ему в живот.
Мужчина перевел взгляд с оружия на меня, и свет в его глазах померк.
Когда я вытащила меч, лезвие, мокрое от крови, засверкало в лунном свете розоватым.
На возвышенности за деревней стояло высокое дерево. Его ветви серебрились лунным сиянием. Я увидела сидящих на нём воронов Одина — глаза и уши Всеотца в этом мире. Они каркнули, увидев меня.
Я повернулась, чтобы направиться к дереву, но тут путь мне преградила фигура.
Это был высокий худой мужчина в длинном плаще. Он опирался на посох, а на голове у него был шлем с рогами. Но озорная улыбка и блеск серебристых глаз выдавали в нём…
— Локи, — прошептала я.
Он хихикнул, а затем подошел ко мне вплотную, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего. Он заглянул мне в глаза, и снова улыбнулся.
— Пора просыпаться, — произнёс он и дунул мне в лицо.
И от этого неожиданного порыва воздуха я проснулась.
В комнате никого не было.
Снаружи завывал ветер, сотрясая ставни. Шальной буран проникал через невидимую трещину в стене и ерошил волосы матери, пока она спала. Я поднялась, натянула на нее меха и пошла разжигать огонь. Ветер снаружи не утихал.
Как только огонь разгорелся, я вернулась в зал. Порывистый ветер трепал дверь. На улице уже стемнело. Ирса и Фрейя сидели у огня, а рабы деловито накрывали стол для вечерней трапезы.
Дверь загрохотала на петлях.
— Снежная буря, — сказал Торстен, увидев мое озадаченное выражение лица. — Ничего не видно на расстоянии метра перед собой. Ты вернулась как раз вовремя.
Я посмотрела на Эйдис, которая поставила на стол тарелку с хлебом и ухмыльнулась мне.
— Ужин готов, леди Хервёр, — позвала меня одна из рабынь.
— Спасибо. Приведёшь остальных?
Девушка кивнула и выскользнула в коридор.
Ирса и Фрейя, которые тихо разговаривали, прижавшись друг к другу, подняли головы. Я жестом пригласила их присоединиться к нам за столом.
Все расселись.
— Идём, Торстен, поедим, — позвала я.
Мужчина присел с нами.
— Странная погода, — сказал Торстен, настороженно глядя на дверь. — Сегодня утром было солнце.
— Странные времена, — ответила Фрейя.
— Может, боги нас прокляли? — поёжился Торстен
— Мы — игрушки богов, — просто ответила она. — Только время покажет их истинные намерения. Но поскольку мы не всегда можем понять волю богов, мы должны сами прокладывать свой путь.
— В доме ярла слишком много отчаяния, — сказал Торстен, беря с тарелки ломоть хлеба.
Фрейя пожала плечами.
— Возможно, ярл прогневил богов. Если он выбрасывает то, что дают ему боги, зачем им снова благословлять его?
И она перевела взгляд на меня.
Её слова заставили меня задуматься: неужели боги действительно накажут дедушку за то, как он со мной обошелся?
— Хервёр! — услышала я голос из коридора.
Я повернулась и увидела Гудрун.
— Слава богам, — улыбнулась она мне. — Я жила в страхе, что нас всех убьют. Слава Тору, ты пришла.
Мгновение спустя мимо нее промчались близнецы и бросились к столу. Гудрун хмыкнула.
— Смотри, какое счастье мне досталось от Асты, — произнесла она и поспешила за мальчиками.
— А вот и она, — сказала Эйдис, улыбаясь входящей маме.
— Ой, как мило, — улыбнулась мама, увидев всех нас. — Я голодна.
Она повернулась и посмотрела на близнецов, которые дрались друг с другом за место. Гудрун пыталась их разнять, но безуспешно.
— Мальчики, — резко позвала мама. — Садитесь и ешьте. Ведите себя прилично, — в конце фразы в её голосе сквозил холод.
Удивлённые, что Свафа их одёрнула, близнецы уселись на скамью.
— Иди есть, — сказала я Эйдис. — И все остальные тоже — добавила я, указывая на рабынь, слившихся с тенью. — Идемте, — позвала я их, указывая на пустые места в конце стола.
Девушки-служанки неуверенно переглянулись.
— Садитесь скорее, — присоединилась к моим словам мама. — Сегодня у меня день рождения. Вы же не хотите меня обидеть?
Ирса с Фрейей обменялись взглядами, но промолчали.
Эйдис опустилась на скамью рядом со мной. Протянув руку за кувшином, я наполнила ее кружку, а затем подняла свою.
— Скол! — произнесла я.
— Скол! — закричали остальные.
Под завывание ветра все ели и пили. Настроение было напряженным, но Торстен порадовал нас рассказом о поединке на блоте, во время которого самые знаменитые воины города боролись друг с другом так яростно, что даже не поняли, что в процессе посрывали с себя одежду. Только после того, как одного из бойцов повергли, они поняли, что были полностью обнажены.