— Скажи, по какому такому праву мне дополнительную оплату за тот месяц не начислили?
— А я что тебе, кассир или бухгалтер? — Мрыхин хмыкнул, не скрывая издевки и словно радуясь, что с него теперь взятки гладки. — Чего ты ко мне-то пристаешь?
— Как нам удои повышать, так ты горло не жалел, агитировал, сулил и оплату и премии, а нонче, выходит, ни при чем, только пьешь чай с калачом? Не притворяйся! Вдвоем, поди, с Аникеем решали — давай прижмем бабу, чтоб в другой раз знала край, да не падала!..
— Обождите, Авдотья Никифоровна. — Константин постучал кулаком в стену. — Това-а-рищ Шалимов!
Бухгалтер не заставил себя ждать — явился тут же с туго набитым портфелем и, положив его на стол, смиренно склонил голову.
— Я слушаю вас…
— Объясните, пожалуйста, почему вы лишили Авдотью Никифоровну дополнительной оплаты за прошлый месяц.
Шалымов, видимо, не ожидал, что его зовут по такому пустяку. Сморщив пухлое лицо, изобразил не то удивление, не то досаду.
— Не та у меня власть, Константин Андреевич, чтобы людей лишать или награждать. Председатель еще не вернул мне ведомость, видно, не успел подписать.
— Вы все это объяснили Авдотье Никифоровне, когда она обратилась к вам?
— Будет он с нами по-людски разговаривать, жди! — ответила за бухгалтера Гневышева. — Спасибо скажи, если глаза подымет, а то рявкнет «нет» — и весь сказ.
Шалымов стоял, все так же почтительно наклонив голову и всем своим видом показывая, что не намерен вступать в спор со склочной бабой.
— А в той ведомости, которую еще не подписал Лузгин, она одна там случайно оказалась или в ней числятся и другие доярки? — спросил Мажаров.
— Точно не могу сказать, не помню, — поспешно ответил Шалымов, в лице его уже не было и тени притворства, скорее в нем сквозили озабоченность и опасение, что придется отвечать и за свои и за чужие грехи.
— Не надеетесь на память — сходите посмотрите, а мы подождем…
Видно было, что бухгалтер не на шутку встревожился, — он терпеть не мог, когда с ним разговаривали вежливо: обязательно увязнешь в таком разговоре. Но он все-таки нашелся:
— А что, если вам, Константин Андреевич, позвонить самому Аникею Ермолаевичу? Он сейчае дома. Сразу все и решите!
Шалымов хотел уйти от ответственности, но Константин должен был довести эту канитель до конца. Он крутанул раза два ручку телефонного аппарата, попросил соединить его с квартирой Лузгина и тут же услышал тягучий, будто спросонок, голос председателя:
— Ну-у?
Пока Мажаров рассказывал, по какой причине звонит, Лузгин натужно сопел в трубку. Он так долго молчал, что Константину даже показалось, будто их разъединили, но председатель, точно наконец проснувшись, хрипло закричал:
— Вечно этот бух не в те колокола бухает!.. Сам напутает, а я за него расхлебывай!.. Ну-ка, дайте ему трубочку. — Голос Лузгина дышал угрозой.
Шалымов принял трубку с боязливой осторожностью, словно она могла укусить, приложил к уху. Лицо его одеревенело, застыло и уже не выражало ничего. Трубка хрипела и надрывалась: казалось, еще мгновение, и она как живая вырвется из его рук.
— Будет сделано, Аникей Ермолаевич! — Шалимов водворил на место трубку и обернулся к доярке. — Ну вот, разрешил выдать. А ведомость подпишет потом. Можешь получить…
— Сколько веревочке ни виться, а концу быть! — Гне-вышева усмехнулась, задержала на Константине вдумчивые темные глаза. — Спасибо вам, — и шутливо подтолкнула бухгалтера к двери. — Пойдем, чернильная душа!
Мрыхин, насупясь, посмотрел им вслед, сунул все папки в несгораемый ящик, щелкнул дверцей и поднялся.
— Ну вот мы и в расчете! — Он протянул Мажарову ключ. — Бери и заведуй! Как говорится, успеха в работе и счастья в личной жизни!..
Однако уйти он не успел — дверь распахнулась, и на пороге комнаты появилась маленькая, чернявая, похожая на цыганку женщина в цветастом платке.
— Моего прощелыги нету здесь? — крикнула она. — Хоть бы вы, партейные, ему хвост прищемили, а то никаких сил моих нет! Он ведь тоже с билетом в кармане ходит, а вам хоть бы хны! Дома скоро жрать нечего, а у него одни гульбища на уме. И сам как глиста сделался. До того поправился, что живот к спине прирос!..
— Ну ты! Потише! — прервал ее Мрыхин. — Ишь разбежалась, не остановишь! Обращайся вот к новому парторгу, я теперь за твоего Прохора не отвечаю.
— Не отвечаешь? — подступая к Мрыхину, все злее и истошнее кричала женщина. — Как водку жрать, так вы вместе, как свиней от корыта, не оттащишь, а сейчас рыло воротишь на сторону?.. У-у, глаза бы на вас не глядели!