— Какой-нибудь свинарник вместо церкви собираетесь строить? — спросила Лиза.
— Нет, клуб. Будем крутить киношку, и заведем библиотеку и читальный зал, и пьесы станем играть, и, чем черт не шутит, может быть, сколотим небольшой струнный оркестр.
— Ну-ну! Давай! — Лиза помолчала, но не в ее характере было оставлять за другим последнее слово. — А все же попы лучше понимали, что к чему…
— В каком смысле?
— Да в любом! Церкви строили на самом красивом месте, денег не жалели; кто обвенчался — на всю жизнь помнит! А проповедь как закатит, то похлестче любого вашего лектора! Они до души своей пропагандой добирались, а вы шелухой людей угощаете вместо семечек, куда вам до души!..
— Нет ничего хуже, когда человек глядит на жизнь через свою обиду, — сказал Константин. — Смотри, Лиза! Обида штука опасная, она может съесть тебя целиком, и сама не заметишь. Да и как можно жить, если не видеть в жизни никакого просвета?
— Почему? Вот тебя встретила, и на душе посветлело! Э, да ладно! — Она крепко стиснула его руку и пошла, но, сделав несколько шагов, обернулась. Лицо ее было грустным. — Не осуждай меня, Костя! Я ведь и сама на себя злюсь… До скорого!
Константин махнул ей рукой, свернул к кирпичным штабелям, и тут навстречу ему, словно из-под земли, выбежала Васена. Алая косынка ее сбилась набок, тужурка, надетая поверх свитера, была в оранжевых пятнах от кирпича.
— Здравствуйте, Константин Андреевич! — Глаза ее просияли. — Я думала, вы раньше придете. Пример покажете.
— Меня задержали. — Он любовался ее розовощеким, омытым светом лицом, и на душе у него опять становилось хорошо и празднично.
— Вон та женщина задержала? — спросила с наивной простотой Васена. — Из райкома, наверно?
— Нет, не из райкома… Просто моя знакомая.
— А-а…
Было видно, что Васену томило любопытство, но спрашивать больше она не решилась.
— Ну как, кипит работа? — выводя ее из неловкого замешательства, поинтересовался Константин.
— Работа-то кипит, но половина кирпича в бой идет! Ромка с ребятами наверху портачат…
Не слушая больше, Константин бросился к лоткам, поздоровался с мрачным Никодимом, крикнул:
— Това-арищи! Кончай халтурить!.. Так дальше не пойдет!
Парни на карнизе разогнулись, а Роман, сложив рупором ладони, затрубил что есть силы:
— Поняли вашу критику!.. Но такой раствор пушкой не расшибешь!.. Хотели бы увидеть, что на нашем месте могут сделать другие умники!.. Повторяю раздельно — Ульяна, Мирон, Николай, Иван, Куприян и опять же Иван!.. Иду на прием. — Он шутовски избоченился, приложил ладонь к уху.
— Ромка! Трепло базарное! — вспылила Васена. — Как не совестно тебе!
«Я должен доказать ему. Сейчас же. Немедленно, — сказал себе Константин. — Иначе для всех мои слова ничего не будут значить».
Оглянувшись на негодующую Васену, он подошел к высокой, упиравшейся в самую колокольню лестнице, сколоченной из нескольких других, и, сбросив на снег полушубок, стал карабкаться наверх.
— Дым! Останови его! Он разобьется! — крикнула Васена.
Но Константин, не вслушиваясь в ее тревожный голос, не глядя вниз, стремительно лоз вперед, подгоняемый толчками сердца. Лестница поскрипывала под его телом, прогибалась, постанывала, как пила. «Я покажу, как надо работать, покажу!» — твердил он, чувствуя, как глаза ему застилает жаркая пелена. Он опомнился, увидев кромку неразобранного карниза, рывком подтянулся на руках и, прерывисто дыша, опустился на крохотный очищенный пятачок площадки. Взяв у Романа ломик, он ковырнул раза три стенку, потом крикнул Васене, чтобы она принесла ему зубило с молотком, и, подняв их с помощью веревки, стал точными, размеренными ударами отваливать кирпич за кирпичом.
— Ромка-а! — надрывалась внизу Васена. — Почему ты отключил свой громкоговоритель? Трепачи!.. Повторяю раздельно — Тихон, Роман, Ефим…
Брат что-то кричал в ответ, разводил руками.
Посмеиваясь, Константин упорно бил по зубилу, раскрывал один пласт за другим, и Роману ничего не оставалось, как подавать заготовленные кирпичи в лоток. Внизу их принимал Никодим, отбрасывал в сторону, девчата подхватывали и несли на носилках к площадке.
— Вот так держать! — поднимаясь с колен, шутливо скомандовал Константин.
— Постараемся оправдать ваше доверие! — Роман взял из рук Мажарова зубило и молоток. — Рано или поздно, но страна учтет своих героев!
Обратно Константин спускался осторожно, горячность, с какой он рвался вверх, прошла, и теперь он побаивался, как бы нечаянно не сорваться с такой головокружительной высоты. Первое, что он увидел, едва ноги его коснулись земли, — лицо Васены, почти бескровное, с напряженно застывшими губами.