— Особо томишься вот в такую нору, — тихо проговорила она. — Еще снег по овражкам, трава не зазеленела, почки набухли, а ты ждешь чего-то, а чего — сама не знаешь!.. Вроде и с тобой что-то должно случиться, раз кругом все меняется, в обновку наряжается. А как пойдет все в рост, душа уже не ноет, а радуется, конечно, и солнышку, и букашке разной, и листику первому, а ждать перестаешь — будто ни к чему все это, так, пустое… Один, выходит, обман, а каждый раз хочется, чтобы тебя поманили чем-то новеньким. Может, годы думаешь вернуть, а вернуть их уже нельзя…
— Да! Да! — как эхо, отозвался Константин.
— Дунь! Айда! — крикнула спешившая мимо доярка. — Коровы ревмя ревут, а ты тут с парторгом любовь крутишь!
— А тебя завидки берут? — е веселым вызовом спросила Авдотья и по-молодому сорвалась е места, побежала за подружкой. Толкаясь и хохоча, они скрылись в глубине фермы.
Константин вошел следом за ними в дышавшую теплом дверь. Глаза его не сразу свыклись с царившим здесь полумраком. Через всю ферму тянулась горбатая цементная дорожка, припорошенная сухими опилками я соломенной трухой, по обе стороны ее на покатом дощатом настиле стояли коровы. Пахло свежим навозом, опилками, парным молоком.
Мимо Константина, грубо задев его плечом, проскочила молодая доярка и стремглав бросилась к моечной, где толпились собравшиеся на дойку женщины. Она что-то негромко сказала им, и они тотчас окружали ее, сбились в кучу.
«Что-то случилось! — Константина словно кто подтолкнул в спину, и он заспешил к моечной. — Не иначе, какое-то несчастье!»
Но не успел он подойти к дояркам, как они, словно почуяв опасность, разошлись, преувеличенно строго закричали на коров, зазвенели подойниками.
Константин остановился, точно его ударили по лицу. «Ну что я им такое сделал? Почему они не доверяют мне?» Он медленно двинулся вдоль цементной дорожки, останавливаясь то около одной доярки, то около другой, глядя, как мелькают проворные загорелые руки, слушая, как о подойник бьются тугие струи молока.
— Константин Андреевич!
Размахивая газетой, к нему бежала Васена, раскрасневшаяся, только что с улицы.
— Здравствуйте! — Она перевела дух, не спуская с него сияющих глаз. — Пришла вот… Хочу почитать дояркам газету после дойки. Одобряете?
— Вполне. — Он закивал, довольный тем, что хоть одна душа радуется встрече с ним.
— Я теперь буду приходить сюда каждое утро. — Васе-па говорила об этом так, точно ее решение должно было восхитить его. — Утром у меня всегда свободное время. А женщинам весь день и присесть некогда, не то что газету почитать!
— Вы молодец, Васена!
Он безучастно смотрел на ее румяное улыбчивое лицо с крутой ямочкой на правой щеке, на белую пуховую шапочку, похожую на огромный одуванчик, присевший на светлые волосы, и мучился все тем же: почему доярки отвернулись от него?
— А вы были в красном уголке? Видели, как я там все прибрала? — Васена, как маленькая, схватила его за руку и потащила за собой.
Рядом с моечной была боковушка, где хранился раньше всякий хлам, бросовые бидоны, подойники. Ее-то Васена и приспособила под красный уголок и комнату отдыха для доярок. Она побелила известью дощатые стены, украсила их яркими плакатами, репродукциями из журналов, повесила лозунг, призывавший повысить удой на каждую фуражную корову, небольшое оконце задернула марлевой занавеской. Длинный колченогий стол, привезенный с полевого стана, был застлан красным сатином, на нем лежали книги и брошюры, чернели кости домино, стояла шахматная доска с расставленными фигурами. — К играм ни разу еще не притронулись, — огорченно проговорила Васена, но тут же упрямо тряхнула головой. — Но все равно я их приучу! Лишь бы одна втравилась, а там пойдет, не оторвешь! Хорошо бы сюда приемничек, а? Чтобы музыку послушать, верно?
— Ну что ж, постараемся раздобыть и музыку, — пообещал Константин.
— О-о! Тогда я вам в ножки поклонюсь!
Он был смущен выражением такой ничем не заслуженной благодарности, полистал первую попавшуюся под руку книжицу и удивился, что она не разрезана. — Выходит, это им тоже неинтересно?
Васена скользнула взглядом по обложке с фиолетовой свеклой..
— Про опыты разные не берут. — Она пожала плечами, — Я уж их по-всякому уговаривала, а они смеются: мы, мол, и без книжек знаем, на чем свекла родится, а на чем яблоки… Вот если бы вы, как агроном, поговорили с ними, а?
Она коснулась рукою его руки и с таким нескрываемым обожанием посмотрела на него, что Константин тут же согласился.