— Глядите, как раздулась Зорька у Лукашихи! Сколь ты ей для весу ведер споила, бабка?
— Мне воды не занимать, — дерзко отвечала Лукашиха и толкала корову к весам. — Одного бога обманывать грешно…
— Эх, темнота-а! — цедил кто-то нарочито рассудительно. — По-нонешнему это не вода и не пойло, а кормовые единицы называются!
— Да будет вам, дьяволы! Нашли время зубы скалить!
— Их хоть на костре зажаривай, все одно будут глотку рвать. Такая уж порода!
Но, разбавляя в смехе редкие побаски и шутки, люди снова затихали, прислушивались, не гонит ли еще кто свою скотину. В конце улицы раздался топот копыт, и из сумерек выскочил всадник, и не все сразу узнали в нем нового парторга.
Мажаров спешился и, ведя за собой коня, неверной походкой подошел к весам, зачем-то потрогал нанизанные на блестящую стрелку круглые шайбы.
— Сколько коров уже закупили? — спросил он. Корней то ли не расслышал, то ли не захотел ответить.
Шалымов старательно рылся в бумагах и почти вслепую выписывал очередную квитанцию. За них ответила подошедшая с загона Ксения:
— Кажется, сорок восемь, если я не ошибаюсь! Я сейчас их пересчитывала! — Голос ее звучал преувеличенно бодро и весело. — По-моему, все идет пока неплохо!
Мажаров посмотрел на нее, с трудом понимая, о чем она говорит.
— Не верите? Идите и сосчитайте сами!
— Да как вы можете, Ксения Корнеевна? — прошептал он. — Чему вы радуетесь?
Он махнул рукой и пошел в сторону, спотыкаясь на ровной земле. Несколько минут назад он был дома у Луз-гина, в последний раз пытался уговорить его — убеждал, просил и даже решился на угрозу. Пусть он не думает, что ему не придется отвечать за этот произвол. Пусть он не надеется, что спрячется за чьей-то широкой спиной от возмездия… Но Лузгин корчил из себя простака, делал вид, что не понимает, о чем печется парторг. Нет, на попятный он не может идти, даже если бы захотел, все давно согласовано с райкомом. И парторг зря волнуется, треплет нервы, не бережет себя — через неделю люди успокоятся, и жизнь пойдет своим чередом. Не впервой приходится преодолевать такие трудности… Вконец разругавшись с Лузгиным, Константин уже в который раз сегодня завернул на почту и справился, нет ли ему письма или телеграммы из обкома. Вот уже целую неделю он ждал ответа от Пробатова на свое письмо, боясь сознаться, что на такие письма отвечают мгновенно — тревожным звонком в район, в колхоз или сразу садятся в машину и просят водителя ехать как можно быстрее. Жизнь быстро освобождала Константина от наивной веры в непогрешимость Пробатова — ведь секретарь обкома слышал выступление черемшанского председателя на областном совещании, читал его речь в газете и, судя по всему, поддерживал его во всех начинаниях, и оставалась только робкая надежда, что, одобрив всю эту неумную затею с закупкой коров, он не представлял, во что она выльется, мог просто не знать, что Коробин и Лузгин будут проводить ее в жизнь, ни с кем не считаясь, с помощью грубого нажима и насилия. И нужно было во что бы то ни стало известить его об этом, чтобы он силою своего авторитета и власти остановил эту кампанию, которая завтра станет позорищем и для всей области, и для него лично.
Он попросил соединить его с обкомом, но вместо Пробатова отозвался его помощник. «К сожалению, — сказал он, — Иван Фомич сейчас очень занят, у него важное совещание!» — «Получил ли он мое письмо? — надрывался из-за плохой слышимости Константин. — Я вас прошу, доложите ему, что у нас происходит дикость!.. Председатель бесчинствует! Никого не слушает и во всех своих беззакониях ссылается на Ивана Фомича. Хорошо, если бы он немедленно приехал в Черемшанку». — «Я не могу советовать секретарю обкома, что ему надлежит делать, — вежливо ответил помощник. — Писем к нам приходит много. Постараюсь выяснить, не задержалось ли ваше письмо в экспедиции».
С почты почти в отчаянии Константин поскакал к скотному двору. Как только он привязал коня к изгороди, его окружили люди, взяли в плотное кольцо.
— Что же это получается, товарищ парторг? — Перед ним встала Агаша Пономарева. Открытое и властное лицо ее в крупных оспинах было бледным. — Почему вы позволяете Аникею помыкать нами?
— Товарищи! — Он глядел в напрягшиеся, окаменелые лица, полные ожидания и тревоги. — Я только что звонил в обком!.. Неделю тому назад я послал письмо товарищу Пробатову!.. Я не сомневаюсь, что он положит конец этому самодурству!..