— Ты ответишь за это, Дымшак! — становясь на пути Анисьи, угрожающе крикнул Ворожнев. — Такая провокация тебе даром не пройдет!
— Не стращай! Я много раз пуганый и пока еще живой среди вас хожу! — Егор уже снова шел в открытую схватку, как бы почуяв прилив новых сил, готовый постоять за всех. — А ежели вы над нашими муками смеяться вздумали, то вам этого никто и никогда не простит. А ну, с дороги, покуда я тебя не приласкал!
Он оттолкнул плечом Ворожнева, перескочил через ограду, ухватил за рог Милку, и Анисья, обалдевшая от радости, трясущимися руками зацепила за ее рог ремень.
— Пойдем, кормилица… Пойдем, послухмяная моя, — шептала она и оглядывалась на всех, чтобы люди видели, какая она счастливая.
— А мне, бабоньки, тоже торопиться нечего! — От толпы отделилась Агаша Пономарева, сдернула с головы платок и пошла в стадо, расталкивая коров. — Фиалка! Фиалка!
Она завязала конец платка на рог своей корове и дернула.
— Не имеешь права забирать! — Ворожнев встал перед ней. — Документ на нее есть!
— Гляди, Никита, на свой документ! — Дымшаков рассмеялся, выхватил из кармана квитанцию и, разорвав ее на мелкие кусочки, бросил на ветер. — Плевали мы на ваши обманные бумажки!
Кто-то еще, отстранив Ворожнева от изгороди, бросился искать свою корову, некоторые побежали домой за веревками.
— Выгоняй, Ерема-а-а! — ошалело закричал Ворожнев и стал выдергивать жерди из изгороди, расшвыривая звено за звеном. — Давай сюда-а! Жива-а!
Перед ним, как гриб из земли, вырос толстый человек с аппаратом на груди. Он держал в правой руке зажатый берет и умоляюще просил:
— Товарищ заведующий!.. Товарищ заведующий!.. Потерпите немного, сейчас выйдет солнце!.. Вы сорвете мне всю съемку!
— Вы что? Ослепли? — задыхаясь, выкрикнул Ворожнев. — Не видите, что делается?
Яростно щелкал кнутом Ерема, носился, грубо выталкивая коров из загона, Никита, но, пока выгнали стадо, оно уменьшилось на добрый десяток коров. Особенно рьяно разбирали их женщины: кто крутил на рога веревку, кто просто останавливал свою буренку и, держа ее за морду, приманивал хлебной корочкой.
— Товарищи! Что вы делаете? Это скандал! Подумайте! — надрывалась от крика Ксения, пытаясь остановить, образумить тех, кто тащил своих коров из стада. — Это же анархия! Опомнитесь! Вы поддались вредным настроениям!
— Заткнись, змея подколодная! — крикнула жилистая, рябая доярка и толкнула Ксению в спину.
Этот толчок, крик и брань отбросили Ксению к чужому палисаду. Подавленная и потрясенная, она прислонилась к штакетнику и, увидев подоспевшего отца, бросилась к нему, прижалась к его груди, запричитала по-бабьи, захлебываясь слезами:
— За что они меня так, тятя?.. Что я им сделала?.. Что?..
Стадо, мыча, двигалось серединой улицы, глухо топча землю, поднимая пыль, но через каждые двадцать — тридцать шагов кто-то выдергивал еще одну корову. Выскакивали за ворота бабы, ребятишки, старики, на разные голоса зазывали:
— Машуня-а! Краснуля! Звездочка-а!
Коровы отзывались тягучим ревом и сворачивали к своим дворам.
Ворожнев с пастухом, выбиваясь из сил, надсаживались от крика, заворачивая отставших коров, грозили всем, кто забирал своих и уводил во двор, но все было напрасно — стадо таяло на глазах…
Дымшаков все время шел следом за стадом, глаза его горели, он оглядывался на понуро бредущего сбоку Корней и кричал:
— Вот она, наука всем, а? Гляди, шурин! Гляди! Попробуй теперь, Аникей, запряги нас в оглобли!..
— Дай срок — запряжет, — упрямился Корней, но Егор только хохотал во все горло и кричал что-то встречным мужикам.
Когда стадо приблизилось к избе Гневышевой, в нем было уже не больше дюжины коров. Из калитки выбежал Константин Мажаров, окликнул Ворожнева:
— Что произошло? Где же остальные?
— Вам лучше знать, товарищ парторг! — зло ответил Никита, смахивая ладонью нот с красного лица. — За что боролись, на то и напоролись!.. По дворам растащили — вот где!
— А где корова Авдотьи Никифоровны?
— Забрать думаете? Валяйте уже к одному — вам все равно ответ держать!
— Ответ вы уже получили, Ворожнев! Или вам этого мало?
В эту минуту прибежали Авдотьины ребята, кинулись к своей Пеструхе и погнали ее во двор.
— Айда к переправе, парторг! — Егор встряхнул Ма-жарова за плечо.
Они спустились по пологому извозу и догнали Ворож-нева и пастуха у самого берега реки. Ворожнев, спотыкаясь от усталости, загребал сапогами густую пыль, пастух выглядел бодрее — насвистывал, щелкал кнутом, поторапливая последних шестерых коров.