Так что я на своей свадьбе была в остромодных лодочках фирмы «Габор» на высоченном каблуке и маленькой платформе, цвета коньячного; платье на мне было из свистящего ацетатного шелка в больших желтых цветах, короткое и общелканное по фигуре, так как моя портниха Валентина Иванна воровала ткани без всякого зазрения совести; как-то я пришла к ней без звонка, нагрянула. Смотрю – а у нее на диване подушки в чехлах из тканей, предназначенных на наши платьица и юбочки, – не успела спрятать. Густо-густо покраснела Валентина Иванна… но я не о том.
Я о том, что ни в общелканном платье в цветах, ни на габоровских наборных каблуках на море не поедешь и на горы не полезешь. Сандалии нужны. А их нет. И я через знакомых разыскивала старух, которые бы помнили 1919 год и, соответственно, умели бы плести сандалии из веревок; и мне такую старуху даже нашли, но закавыка была в том, что в магазинах в 1974 году веревок не было.
Я уж не помню, как я тогда выкрутилась, но помню, что в нашей компании, ходившей в горы, была женщина в летнем пальто. Это в жару 30 градусов. Я тихо спросила: это она что?.. И мне тихо ответили: а у нее платья нет.
У нас тоже была спекулянтка, хотя маме мешали принципы: мама считала, что спекулировать нечестно. Но мы с мамиными принципами не считались, мы разрешали ей иметь свое особое мнение, а нам нужны были хотя бы иногда красивые капиталистические товары! Так что мы с сестрой Наташей купили себе у спекулянтки одинаковые финские пуховики на кнопках, и наша невестка тоже такой купила, и мы как дуры ходили в совершенно одинаковых пальто, но это было все равно круто. Вам нынешним не понять.
Еще круто было иметь мохеровый шарфик. Мужчины носили. А я была у нашей спекулянтки дома – так там вся квартира, все серванты и полки были заставлены хрусталем, как у спортсменов бывает кубками и наградами. А на двуспальной кровати было постелено необъятное мохеровое покрывало в шотландскую клетку, размером, наверно, 2×3 метра. Это производило такое же оглушительное впечатление, какое производили, наверно, на гостей хоромы Чурилы Пленковича, былинного иностранца и убийственного красавца: пол в его хоромах был серебряный, а потолок обит черными соболями.
Чурила Пленкович плохо кончил; спекулянтка, боюсь, тоже.
А социалистические товары можно было купить в Москве в особых магазинах: «Ванда» торговала польскими тенями для глаз, соседняя с ней «София» каким-то кошмарным розовым маслом, от которого у всех, кого я знаю, болела голова, как у булгаковского Понтия Пилата; еще был «Лейпциг», а на краю света, на оврагах, стоял «Ядран».
Один раз я в этом «Ядране» была. Там давали водолазки, называемые «банлонами», а иногда даже и какие-то кофточки. Но «давали» – это не просто «продавали», как могут подумать нынешние наивные люди, ностальгирующие по совку. Не-е-ет, это так просто не делалось.
Кофточки продавались запечатанными в целлофановый пакет. Распечатывать и примерять их было нельзя. Почему – не спрашивайте. По кочану. Сначала купи, а потом и примеряй! А поскольку крой был, прямо скажем, югославский, то есть неизвестный и непривычный, то угадать, какого размера тебе нужна кофточка, было невозможно. А вдруг в груди тесно? Или рукава болтаются? Так что женщина сначала билась в очереди, напирая на прилавок, затем выхватывала две кофточки примерного размера, – не подойдет одна, другая сгодится, – и, потная и растрепанная, выпрастывалась из людского моря наружу, на овраги. И там, среди незаасфальтированных ям, распечатывала пакет и мерила на себя кофточку. Много там стояло похожих друг на друга озабоченных женщин и, мало стесняясь мужчин, мерило на себя кофточки. Чего их стесняться, это не те мужчины.
А если, как в общем-то и планировалось, кофточка не подошла, ее тут же клали назад в пакет и продавали другой женщине, размером поменьше. Их много вокруг стояло и бродило.
И вот я взяла с бою кофточку, выбралась, распечатала, примерила, – не подошло, – положила назад в пакет и продаю какой-то даме. Тут подходит милиционер – их там было как блох. И говорит: «Пройдемте в отделение. Вы занимаетесь спекуляцией!» Дама испугалась и убежала, только пыль с оврагов поднялась в тихий воздух. Я говорю: «Нет, спекуляцией я не занимаюсь». – «Вы занимаетесь перепродажей, а это спекуляция». – «Спекуляция, – говорю я, – это если бы я перепродавала с выгодой. А я продаю за ту же цену, за которую купила. Нет в моих действиях никакого состава преступления. Мы с вами только время потеряем». Милиционер подумал и рукой махнул.