— Вы способны к сочувствию, — сказал я искренне. — Вы способны жертвовать собой и я это видел, сражаясь с вами бок о бок. Вы способны к разумному созиданию. Вы создали газету. И я не думаю, что только желание наживы двигало вами. Вы хотели посредством газеты немного изменить мир к лучшему, может быть, даже не вполне сознавая это.
— Я?
Я привстал и хлопнул ладонью по столу — зря, ибо удар звонкой оплеухой отдался в затылке.
— Да прекратите ломать комедию, дядюшка. Вы, вы. Все время — вы. О вас красивом речь. Выбора я вам не оставляю. На этой неделе я сделаю вас бургомистром Норатора!
Я замолчал. Дядюшка Рейл думал. Наконец встряхнулся, спросил тихо:
— Грядет ли конец судеб? — очевидно, имея в виду наш проигрыш в войне.
— Нет, конечно, грядет прекрасное начало!
— Мы все-таки победим?
— Да.
— И вы… Вы все-таки полагаете, у меня есть совесть?
— Безусловно.
— И с судами городскими мне позволите разобраться? Там знаете какая шельмовщина… Чуть кого прирежет сынок богачей — так его тут же родичи и выкупают… И все-все так… На деньгах крутится… Тут нужна будет ваша поддержка, господин император. Судьи это такая…
— Каста неприкасаемых.
Он кивнул и встрепенулся.
— О да! Но это ведь значит, я смогу продвигать свои законы!
— Да, в рамках городского самоуправления, дядюшка Рейл, вы сможете продвигать свои разумные законы.
Он покачал головой: кажется, постепенно перспективы работы на посту бургомистра начали рисоваться перед его мысленным взором.
— Знаете, господин император, что я заметил… а живу я уже порядочно… Большинство законов действуют так: невиновных карают, виновным ничего не бывает… И я много думал… как бы сломить эту систему? А вдруг у меня получится, а?
Я внутренне усмехнулся. Великое правило — «Закон что дышло…»
— Значит, вам и карты в руки. Подумайте над справедливыми законами, именно за тем я вас и превращаю в бургомистра. Власть на любом уровне должна работать под страхом возмездия закона. — Я поднял палец. — Но не забывайте, что над вами, господин Рейл, стоит император, который надзирает и неусыпно бдит…
Он кивнул, вполне разумея угрозу.
— А как же узнать ту грань, за которую, совершая благие деяния я могу выйти… Хм… Нет-нет, не беспокойтесь, я понимаю суть дела!
— Ну, — сказал я задумчиво. — Например можно, имея уже ассигнованную сумму, не чинить дороги… Или, наоборот, затеять ремонт дома либо дороги совершенно целеньких. А еще можно отписать деньги под народные гуляния, и провести их с десятью нанятыми студентами, а на бумаге отразить, что гулял весь город. А еще можно принять закон о частных кладбищах, и сдавать земли под могилки на годок, скажем… Нет денег — покойничка выкапывают и выбрасывают, а ведь согласно вере в Ашара — это позор и ужас.
Он слушал, расширив глаза.
— И такое… у вас… Там, я имею в виду… там вот, откуда вы… прибыли… там такое бывает?
Я кивнул с горькой улыбкой.
— Очень редко, но бывает, и не у нас, а у них, одним словом, где-то далеко. А в основном там, откуда я прибыл, городами правят прекрасные, глубоко честные и опытные люди. — Я усмехнулся, и старый хогг понял иронию. — Поверьте мне, господин Рейл, я вижу все и знаю все, и если замечу что-либо подобное за вами… Я вас действительно казню.
Он подумал, заходил у Законного Свода, бросив за спину покрасневшие кисти рук.
— А Баккарал Бай, прошу заметить, главный ратман. Это что же… я стану его главнее?
— Его ведь многие из вас не любят, — сказал я, имея в виду хоггов.
— Не любят? Слабо очень сказано! Он упырь. Зажрался! Во всех смыслах зажрался он и я его ненавижу! Но… он будет против меня, а слово его на совете ратманов весит очень много!
— После завтрашнего триумфа он не посмеет дать свой голос против.
— Уверены, господин император?
Я пожал плечами.
— Напомнить, как я получил мандат в храме, куда нельзя было проникнуть?
Мы поговорили еще минут десять, и дядюшка Рейл, наконец, смирился.
— Выходит, быть мне бургомистром, — сказал странным голосом — вроде и с надежной, а вроде бы и надеясь отвертеться.
— Быть, — сказал я. — И вот вам первое задание. Мне срочно нужно двадцать мешков выварной соли. Достать их нужно так, чтобы Баккарал ничего не знал и ничего не заподозрил. Сумеете?
— Двадцать мешков выварной соли? Ох…
— Срочно.
— Это дело не легкое…
— Срочно. Заплачу золотом, как полагается. Лучше — на сегодня, но понимаю, что так скоро не собрать. Можно на завтра. Срочно.
— Ох, господин император. Ставите условия страшные… Но, как понимаю, без этого дела не быть мне бургомистром? Так хоть скажите, зачем вам столько соли? Стрелять ею во врагом будете?
Я пояснил. Он взглянул на меня уважительно.
«Вот же аферист, господин император-то, а!» — сказал его взгляд.
Я перевел дух. Как же тяжело работать с хорошими людьми, пусть это даже не люди, а хогги!
*Дивергентное мышление — способность решать одну проблему несколькими путями.
Глава 17
Дядюшка ушел в великих раздумьях, пошевеливая лопатками, между которыми — так мне казалось — пробивались ошметки давным-давно опаленных крыльев.
Дела мои тяжкие…
Пока Сакран и Армад не прибыли, я дал инструкции Блоджетту и быстро пообедал, совершенно не чувствуя вкуса еды. В затылок стреляло. В голове крутились слова главного сенешаля: «Часть высшего духовенства уже покинула пределы Норатора…»
Ну да, ну да. Все-таки наивный вы человек, господин Блоджетт. Почти вся активная часть духовенства во главе с Омеди Бейдаром движется уже в Китрану, и плевать им, что там придется иметь дело с прозрецом — прожженным, согласно догматам веры в Ашара, еретиком, которого надлежит немедленно изловить и истребить. Они заключили бы договор даже с дьяволом, присутствуй таковой в местной религии, лишь бы вернуть всю меру своей власти. Но дьявола нет, есть его земной наместник — прозрец. Значит, договор будет заключен с ним…
План медленно созревал, покачиваясь на волнах сознания еще бесформенной картинкой. Но картинка медленно проявлялась…
Я сказал сенешалю, что у нас нет сил, чтобы вторгнуться в Китрану. Да, формально — был прав. Но, однако же, силы эти ведет за собой бравый капитан шантрамских горцев. И силы эти, прошу заметить, немалые, плюс это не банальное ополчение, это настоящие рубаки, способные драться без жалости. А значит… значит… Нельзя терять ни секунды!
Я кликнул секретаря, велел позвать Шутейника. Изложил ему все, что придумал к этому часу. Совиные глаза хогга расширились:
— Немыслимо!
— Но выполнимо.
— Самоубийственно!
— Но выполнимо.
— Проще сразу забраться в намыленную петлю.
— Но выполнимо.
Он выругался.
— Выполнимо, мастер Волк! Но шансы…
— Хорошие.
— Но Норатор…
— Останется под началом дядюшки. Я видел его в бою. Он цепкий и совершенно бесстрашный сукин сын.
Шутейник подумал немного, возведя желтые очи к облупленному потолку (да, не слишком то хорошо содержался главный кабинет архканцлера!).
— Вот что он сукин сын — тут я вполне согласен. А что до остального… Нет, подумать только, дядюшка — бургомистр!
— Еще не бургомистр. Завтра собрание ратманов. Завтра мы въедем в город во всем блеске и величии… А затем да, он станет бургомистром.
— Завтра?
— Завтра.
— И его выберут…
— Выберут с той же легкостью, с какой мы вошли в Храм Ашара.
Мой гаер ухмыльнулся.
— Вы, мастер Волк, обладаете какой-то штукой… прямо не знаю как назвать… Когда обстоятельства… ну, не вполне хорошие обстоятельства… каким-то хитрым вывертом оборачиваете себе на пользу. Прямо магия какая-то!
Есть такое, дорогой мой друг. Но это не магия, а лишь знание психологии, и в особенности — психологии толпы, которая по своему развитию приближается к разуму десятилетнего ребенка.