Сквозь распахнутый полог кибитки я увидел всхолмья по обеим сторонам Серого тракта, сожженную деревеньку и разрушенный храм Ашара, от которого дэйрдрины оставили только груду битого кирпича и зазубренные основания стен. Как бы не относился к религии, видеть разрушенные храмы единой, объединяющей людей Санкструма религии… не слишком приятно.
Баклер вдруг заволновался, придержал лошадей на крутом каменистом склоне, остановил всю нашу кавалькаду. Долго принюхивался, смотрел вдаль. Я высунулся с тыльной стороны, оперся о дугу кибитки. По ходу нашего движения за крутым скатом виднелся лес, нависал над дорогой, как огромная шкура с густым, косматым мехом.
Баклер остановил кибитку. Оглянулся.
— В лесу нас ждут, император.
— Засада?
— Я не знаю. Нас ждут. Много людей. Отсюда до леса больше двух миль. Мы остановимся и подождем твоего капитана.
Скверно. Ой как скверно. Неужели…
Мимо кибиток, что тянулись за нами, пыля, уже скакал одинокий всадник. По огненной бороде я опознал Бришера.
— Что такое? Э? — воскликнул он, не слезая с жеребца. — Почему остановка посреди… посреди…
— Нас ждут в лесу, — просто ответил Заман.
Бришер был опытнейший солдат, тут же все понял, нахмурился и дернул себя за бороду.
— Много? Сколько ты чуешь, баклер?
— Много. Больше сотни.
— Кгхм! Это немного! Немного это! Всего сотня? Две? Три?
Баклер покосился в сторону леса, веки с белесыми — седыми? — ресницами затрепетали, мне показалось, что цыганский барон каким-то внутренним зрением сейчас проникает сквозь завесу деревьев.
— Чуть менее двух сотен.
— Тьфу! Кгхм! — Бришер направил взгляд на меня, цыкнул пустым зубом. — Разведчики, возможно! У меня сотня, значит, мы их раздавим как гадов! Да, как гадов! Разбейте лагерь и делайте вид, что остановились на дневку. Зажгите костры. Готовьтесь. Мы с Алыми объедем сейчас, ударим из леса им в спины! Будьте готовы, что эти… побегут на вас. Мы будем их убивать. И вы будете их убивать. Это разведчики, верно. Сомнем! Нельзя дать им уйти! Убить нужно каждого…
Заман кивнул степенно:
— Дело говоришь, капитан.
— Но некоторых оставить для допроса, — сказал я. Появление разведчиков говорило о том, что план мой частично провалился. Возможно, прознатчики проскользнули сквозь заслоны брай на землях барона, возможно — успели побывать там раньше. В любом случае, стоит предполагать, что дэйрдрины оповещены и ждут… О чем оповещены? Хотя бы о том, что со стороны смежных владений скапливаются войска. Этого уже достаточно, чтобы враг выслал крупные разведотряды.
Бришер немедленно ускакал. Заман развил бурную деятельность, составляя из десятка кибиток вагенбург, то есть защитный периметр, внутри которого были помещены кони и люди. Вскоре запылали, задымили костры, к которым не подвешивали на треногах котелки. Мы просто сжигали дрова, обманывая противника. Брай толпились у лошадей, готовые взлететь в седла по команде баклера. Цыганский барон сидел на козлах кибитки, повернувшись к лесу боком, и рассеянно строгал ножом какую-то ветку. Он, разумеется, играл на публику, на случай, если из леса за нами наблюдали. На самом деле, он, как я уже понял, слушал лес, улавливал биение его жизни каким-то шестым чувством, наверное, чем-то вроде магии.
— Шутейник, — позвал я, теребя рукоять шпаги. — Что думаешь?
Гаер пожал плечами.
— Не знаю что и сказать…
Томительно тянулись минуты. Они сливались в какой-то бесконечный тягучий поток, в котором я бултыхался, задыхаясь. Прошло более часа… Солнце жарило уже нестерпимо. Ветер колыхал травы… Я до боли всматривался в неровную кромку леса. Ну же? Ну?
Понятно, что Бришеру нужно сделать изрядный крюк, чтобы объехать врага по максимально широкой дуге, тем не менее — Алые на лошадях, а за час конный может проделать больше десяти миль… Может, что-то случилось? Может, Бришер напоролся на крупные силы противника?
Шутейник кусал губы. Развел руками, открыл рот, намереваясь что-то ответить.
В лесу ухнуло, бабахнуло, рявкнуло. Баклер метнул на меня взгляд:
— Магия!
Из-за деревьев вырвались вопли, конское заполошное ржание… Я услышал лязг железа, дальний, будто слесарь затеял перекладывать в умелом ящике инструменты.
Заман крикнул гортанно и несколько десятков брай заняли места в седлах. Но цыганский барон медлил. Лишь когда из-за деревьев показались темные силуэты конников, он отдал приказ. Брай растащили две кибитки, и в образовавшееся отверстие устремились люди баклера. Я оседлал Бабочку и последовал за ними. Заман скакал рядом на корявом, плотном, как и он сам, жеребце, который с трудом нес немалый вес цыганского барона. Он метнул взгляд на меня, свирепо оскалился, что-то выкрикнул.
Брай сшиблись с беглецами, остервенело рубили их топорами и кинжалами. Я увидел черные балахоны и высветленные белилами лица. Дэйрдрины. Выхватил шпагу, подгоняя Бабочку шенкелями. Не то, чтобы мне хотелось участвовать в схватке, кровь моя не кипела от боя, а вот сердце, наоборот, екало, однако каждый такой момент помогал мне ассимилироваться в этом мире, проще говоря — я использовал его как терапию, чтобы перестать… бояться.
Из леса вылетали Алые, гнали дэйрдринов на брай, рубили в спины… Бришер был прав: его сотня играючи справилась с двумя сотнями сектантов.
Брай валили дэйрдринов азартно, свирепо, безжалостно, как давних своих заклятых врагов. Брызгало красным. Заман, однако, почти не участвовал в схватке, и я понял, что он пытается охранять меня, слабенького крейна. Конный дэйрдрин ринулся на меня, размахивая палашом. Я парировал глупейше, подставив под удар тяжелого клинка лезвие, а не плоскую часть шпаги. Треск. Дэйрдрин перерубил мой клинок, и я остался с коротким обломком шпаги в руке. Лицо-череп вытянулось, рот открылся в немом вопле, палаш взметнулся… Заман налетел сбоку, обрушил топор на голову дэйрдрина. Еще один дэйрдрин двинулся на меня, но, пока он примеривался ударить палашом, я воткнул ему в глаз обломок шпаги. Конь дэйрдрина понес, а сам он, уже мертвый, бултыхался в седле, запрокинув голову с обломком шпаги к небу…
— Господин… император! — одышливо и, как мне показалось, с укором выкрикнул Заман. Да-да, цыганский барон, я знаю — не нужно лезть в те дела, в которых не шибко смыслишь. Не нужно лезть воевать, если у тебя руки заточены под перо, а не под шпагу.
Вскоре все было кончено. Брай, покинув седла, бродили по полю и деловито приканчивали раненых. Ко мне подскакал Бришер, за ним двое Алых тянули по траве какого-то человека в сером…
— Вот кого нашли, император! Этот гад сжег троих наших… Пришлось его… Он подыхает, но его еще можно допросить! Да, допросить!
Человека отвезли в вагенбург и бросили на траву лицом вверх. Я спрыгнул с лошади и нагнулся, охнув, узнав…
Ревинзер. Старый маг из сподвижников Таренкса Аджи. Его уложили посреди вагенбурга, в сером, словно пошитом из мышиных шкур кафтане справа на уровне груди виднелась окровавленная пузырящаяся от дыхания дыра. Кажется, в Ревинзера саданули копьем. Седая его бороденка слиплась от крови, превратилась в кровавую сосульку. Опытный Бришер поднес к синюшным губам мага фляжку с виски, влил несколько глотков.
Глаза старика распахнулись, в них — постепенно — появилось осмысленное выражение. Он увидел меня, узнал и содрогнулся.
— Ты слышишь меня, Ревинзер? — позвал я.
Он заперхал, на губах вздулись мелкие кровавые пузыри.
— Ты… Ты новый император…
— Я твой император! Я — император Санкструма.
Он замотал головой.
— Не мой… Варвест грядет…
— Ты с дэйрдринами, Ревинзер! Значит, ты можешь знать, кто — прозрец? Так кто он???
Веки с малиновыми набухшими венами закрылись. На губах появилось нечто похожее на улыбку превосходства. Да, он знал, он определенно знал имя прозреца!