Выбрать главу

Хейфец шел по снегу в сторону чахлых деревьев. Белые стволы и ветки напоминали больных туберкулезом женщин. Его поразила скудость этой местности.

Он сбился с мысли, увидев молодого капитана, сидящего на корточках в небольшой запорошенной снегом ложбине. Капитан приподнялся, чтобы воспользоваться бумажкой. Под ним лежала дымящаяся куча.

При виде Хейфеца молодой человек выпрямился, отбросив скомканную бумажку и схватился за спущенный комбинезон.

Хейфец не мог сдержать улыбки. В конце концов, жизнь продолжается.

– Вольно, – скомандовал Хейфец. – Продолжайте выполнять свое задание, капитан.

Молодой офицер пробормотал что-то невнятное, а Хейфец повернулся к слегка покосившемуся дереву, вспомнив, зачем он пришел.

Он услышал, что кто-то произнес его имя и звание. Никуда нельзя спрятаться, даже на минуту. Хейфец обернулся, посмотрел в сторону М-100 и увидел одного из своих сержантов без головного убора, направляющегося в сторону маленькой рощицы. «Придется сказать им, чтобы одевали эти чертовы шлемы, когда выходят на улицу, – подумал Хейфец. – Ну, просто как дети». Хотя после боя было так естественно расслабиться, перестать заботиться о внешнем виде и позволить себе немного небрежности.

Хейфец энергично отряхнулся, затем запихнул одеревеневшую от мороза часть тела обратно в комбинезон. «Слишком долго ее не использовали по назначению», – весело подумал он.

С трудом шагая по снегу, сержант торопливо приближался к нему.

– Подполковник Хейфец, вас вызывает подполковник Рено. Он говорит, что хочет поговорить с вами лично.

Хейфец кивнул. Затем повернулся к капитану, который быстро и смущенно застегивал свой комбинезон.

– Вы знаете, в чем главная проблема американской армии? – спросил Хейфец капитана.

У того было симпатичное, пышущее здоровьем лицо, которое Хейфец привык ассоциировать с типично американской неуязвимостью для интеллекта. Немного подумав, капитан застегнул матерчатый ремень и нервно произнес:

– Нет, сэр.

– Мы слишком много говорим, – сказал Хейфец. По выражению лица капитана он видел, что банальность его замечания разочаровала молодого человека, который, очевидно, ожидал услышать значительно более глубокую мысль.

– Мы слишком много говорим, – повторил Хейфец. Он мягко улыбнулся и пошел на свой пост.

Капитан Джек Стерджис не мог этому поверить. Он своими глазами видел, что Счастливчик Дейв Хейфец улыбнулся. Он сомневался, сможет ли он убедить в этом своих товарищей.

Он начал обдумывать, как именно он преподнесет эту историю, и тотчас же решил не рассказывать о том, что он делал во время их встречи. Затем он передумал и решил сказать, что они оба, как боевые товарищи, мочились у дерева. Что же точно сказал Хейфец? О главной проблеме американской армии? Довольно глупо, на самом деле. Не очень понятно. Стерджис подумал над словами Хейфеца некоторое время, стараясь найти в них какой-то скрытый смысл. «Мы слишком много говорим». Может, он имел в виду, слишком много говорим и недостаточно действуем? Или просто слишком много говорим, и все?

Да это не важно, черт возьми. Он только что говорил со Счастливчиком Дейвом Хейфецем, с человеком, который, как было всем известно, никогда не улыбался. Это был солдат от рождения и до могилы. И вдруг старый чудак улыбнулся.

Жаль, что у него не было свидетелей. Затем он вспомнил о подробностях встречи и решил, что, пожалуй, наоборот, ему повезло.

Возможно, Хейфец просто смеялся над ним… Да нет. Старый Счастливчик Дейв, наверное, много раз видел ребят в такой ситуации. И, скорее всего, его улыбка означала, что все было хорошо, что они действительно загнали противника в угол.

Вот так. Это хорошо вписывается в историю. Даже старый Счастливчик Дейв был очень рад. Это надо было видеть, ребята. Он улыбался. Счастливчик Дейв Хейфец, гроза всего полка, который, как все знали, никогда в жизни не испытывал ни одного человеческого чувства.

Стерджис был смущен тем, что в тот момент, когда он оправлялся, кто-то вдруг появился, и этот кто-то был не кто иной, как Счастливчик Дейв. Обдумав все, он решил, что не стоит расстраиваться. Зато у него есть история, которую он расскажет ребятам, и чувство уверенности, которое ему внушило хорошее настроение Хейфеца.

Они встретились с противником и втоптали его в грязь.

Конечно, он очень боялся. Он никогда раньше не был в бою, но он читал много книг о войне, видел множество фильмов и слышал от ветеранов, как трудно военное ремесло. Они говорили, что никогда нельзя сказать заранее, кто может сломаться и оказаться трусом.

Да, теперь он знал, что не был трусом, он доказал это в бою. Когда Джек Стерджис пробирался назад к замаскированной позиции М-100, он с удовольствием представил себе, что у него будет блестящее военное будущее.

И когда-нибудь он, возможно, будет так же знаменит, как сам Старик, полковник Тейлор.

А может, даже и больше. Однако он не хотел иметь изуродованное лицо, не хотел быть внешне похожим на Тейлора. Стерджис видел себя в гораздо более романтическом свете, и представление об успехе было неполным без фигуры склонившейся над ним женщины.

Стерджис глубоко вздохнул. Прекрасно быть солдатом, настоящим командиром.

И тут капитан Джек Стерджис выпрямился во весь рост, почувствовав такую нестерпимую боль, какую никогда не испытывал раньше.

19

3 ноября 2020 года

– Сьерра пять-пять, я Сабля шесть. Сьерра пять-пять, я Сабля шесть.

Услышав голос Рено по командной линии связи, Тейлор мгновенно понял, что случилось что-то очень серьезное. Во время переговоров по любым открытым средствам связи генеральский сынок всегда изо всех сил старался сохранять спокойствие, за исключением тех случаев, когда он в пух и прах разносил своих подчиненных. Или во время боя, когда он пронзительно кричал, как бы требуя медалей, наград или просто благодарностей в приказе. Сейчас голос Рено был напряженным от волнения, он сделал то, чего никогда раньше не делал. Он использовал позывной «Сабля» по линии связи с Тейлором.

Тейлору было известно, что Рено изменял позывные на внутренней линии связи своей эскадрильи, но он всегда использовал присвоенный ему позывной по полковой линии связи, во-первых, потому, что Тейлор запретил эти неуставные глупости, и, во-вторых, потому, что «Сабля шесть» – это был старый позывной, используемый командирами полков, а не какими-то там подполковниками, командирами эскадрилий.

– Танго пять-пять, я Сьерра пять-пять.

Прием.

– Я Сабля… вернее, я Танго пять-пять. Я не могу связаться с районом сбора «Серебро». Я разговаривал с Один-три и вдруг связь оборвалась. Я пытался вызвать Уиски пять-пять, но ничего не было слышно, совсем ничего. Что там происходит?

– Танго, я Сьерра. Подождите. Сьерра один-три, – вызвал Тейлор Хейфеца.

– Я Сьерра пять-пять. Прием.

Тейлор ждал. Он чувствовал напряженность Мередита и Паркера и озабоченность оставшихся в живых сержантов. В заполненной людьми кабине воняло потом и засохшей кровью, а в самом ее конце, около скамьи, которую они смастерили для солдата с сотрясением мозга, сидел солдат, до сих пор не оправившийся от шока.

Тейлор знал, что что-то случилось, и это не было обычной неисправностью в системе связи.

Он знал это благодаря инстинкту, развивающемуся у человека за годы в непосредственной близости от смерти.

– Сьерра один-три, – попробовал выйти на связь Тейлор. – Я Сьерра пять-пять. Твоя станция молчит. Если ты слышишь меня, свяжись со мной по оперативно-тактической линии связи. Прием.

Он уже знал, что что-то случилось, и все же старался не думать об этом. Он повернулся к пульту специальной спутниковой связи, обычно используемой только для разговоров с высшим руководством страны.

Мередит уже работал ключом. Все ждали ответа, и все это время им было слышно, как Рено пытается по полковой линии связи привлечь их внимание и молит ответить ему.