Талант оперативного работника означал умение найти правильное соотношение между скоростью и тщательностью исполнения и умение мгновенно определить, когда этот баланс нарушается в силу изменения обстановки на поле боя. Сейчас самым большим их врагом было время.
В эти ранние утренние часы Тейлор и Такер Уильямс сидели вдвоем у стола, на котором стояли нетронутые чашки кофе. На самом деле это был не кофе, а лишь подогретая дезинфицированная вода с добавлением чего-то коричневого.
– Джордж, – сказал Уильямс, – мы должны немного отдохнуть. Темные круги вокруг глаз скоро будут видны у тебя из-под ботинок.
Тейлор кивнул.
– Мне только надо еще раз просмотреть данные о боекомплекте. – Он вздохнул, как будто годы наконец его одолели. – Боже, я чувствую себя как новобранец, попавший на склад снабжения. Старина Мэнни выбрал очень неудачное время для смерти.
– Я уверен, что он тоже страдает из-за этого, – сказал Уильямс. – Послушай, Джордж, где я полечу? Вместе с тобой в командном вертолете? Или ты хочешь, чтобы я летел в другой машине, ну так, на всякий случай?
– Ты не полетишь, Такер.
– Черта с два. Я тебе понадоблюсь, Джордж.
– Нет, – сказал Тейлор решительно. – Ты мне не понадобишься. Еще один старый полковник ничего завтра не решит. – Он инстинктивно взглянул на часы. – Уже сегодня. Ты мне не нужен, Такер. А армии ты будешь нужен еще больше после того, как все закончится. Ты завершишь то, что уже начал делать. Расчищать все это дерьмо.
– Только не надо твоих знаменитых речей, Джордж.
Тейлор отмахнулся от своего старого друга.
– Никаких речей. Я просто не могу себе даже представить, что армии придется обходиться без нас обоих. Тогда не будет ни одного приличного скандала в течение по крайней мере десятка лет.
Какие-то мгновения они оба сидели молча. Слова не имели для них такого значения, как существовавшее между ними невысказанное взаимопонимание, которое исключало дальнейшее обсуждение этого вопроса: Тейлор командовал операцией и принял решение, что Уильямс не полетит. И Уильямс знал, что он не полетит. Все остальное было лишь ритуалом.
Уильямс выпил мерзкой воды, замаскированной под кофе.
– Джордж, – сказал он серьезно, – похоже, ты не веришь в успех операции.
Тейлор сложил свои высохшие губы трубочкой, как будто обдумывал, что сказать.
– По правде говоря, я не знаю, чего ждать. Слишком много неопределенностей. – Затем он усмехнулся. – Поэтому я делаю то, что напрашивается само собой, а там посмотрим, что выйдет.
Старый разведчик положил руку на плечо своего товарища.
– Джордж, – сказал он, – будь осторожен. Я буду скучать без тебя, ты понимаешь. – Он засмеялся. – Я не часто тебя видел в последние годы, но я всегда знал, что ты где-то там. Я всегда говорил себе: Такер, они могут называть тебя сумасшедшим, но ты не настолько сумасшедший, как этот сукин сын Джордж Тейлор. Это всегда успокаивало меня. – Он смял в ладони ткань военной формы Тейлора. – Я просто не готов одеть на себя мантию сумасшедшего дурака номер один армии США.
– Ты недооцениваешь себя, – сказал Тейлор с улыбкой, похожей на улыбку мертвеца.
Уильямс покачал головой и незаметно убрал руку.
– Хорошо, окажи мне одну любезность, – сказал он Тейлору, – не перебарщивай, хорошо?
Тейлор взглянул на измученное лицо человека, сидящего рядом с ним, свидетеля стольких разочарований, стольких напрасных попыток.
– Хорошо, если получится.
Впервые за последние дни Нобуру проснулся не от ночных сновидений. На этот раз он проснулся от взрыва бомбы.
Вначале все было как в тумане. Сон был тяжелым, и он проснулся в тот момент, когда почувствовал, как его тряхнуло и подбросило на кровати. Не понимая своего состояния, он сел прямо и, находясь в полусонном трансе, почувствовал, что падает, и постарался схватиться за темноту. Может, все это был сон?
Последнее эхо взрыва затихло, и тишина мгновенно заполнилась шумом выстрелов из автоматов и приглушенными звуками, которые, несомненно, были человеческими криками, доносящимися откуда-то из уголков сознания.
Нобуру поднялся, чтобы включить свет, и как раз в этот момент загудел аппарат внутренней связи. Донесение было сделано без обычных церемонных приветствий.
– Они перелезают через стену, – предупредил голос. Он уменьшил громкость, и голос в аппарате как бы съежился и начал звучать комично, как голос карлика, охваченного ужасом.
Нобуру быстро надел брюки.
– Бомба… – продолжал голос.
Нобуру схватил китель и просунул руку в рукав.
– Ворота…
По привычке, выработавшейся у него за долгие годы службы, Нобуру взял портупею и застегнул ее поверх еще незастегнутого кителя.
За стенами штаба застрочили пулеметы.
Шторм голосов приблизился. Пол начал сотрясаться под ногами сотен людей, бегущих по близлежащим коридорам.
– Часовые из местной гвардии дезертировали…
Раздался еще один взрыв, но уже, несомненно, менее мощный.
Акиро ворвался в комнату. Черные глаза адъютанта горели.
– Господин генерал, – выкрикнул Акиро.
Но молодой человек не мог придумать, что еще сказать. Его только что разбудили. Нобуру заметил, что у его обычно очень аккуратного помощника была расстегнута ширинка. Нобуру странно поразило, что он еще был способен замечать такие детали в тот момент, когда смерть уже касалась его своей холодной шкурой.
Нобуру пересек комнату и подошел к окну из пуленепробиваемого стекла, закрытому тяжелыми шторами. Он дотронулся до кнопки, и шторы раздвинулись.
Ничего не было видно. Бой шел с другой стороны здания штаба, и, несмотря на доносившиеся пулеметные очереди, из комнаты Нобуру был виден только спокойный ночной город, раскинувшийся на берегу залива. А за грядой зданий залитое лунным светом простиралось пустынное море. Это был великолепный романтический пейзаж, и отдаленный шум боя, казалось, до абсурда не сочетался с этой картиной, как будто к фильму подключили чужую звуковую дорожку.
У Нобуру мелькнула мысль, что в Токио предпочли бы такую картину происходящего, но не успел он улыбнуться своей мысли, как зажигательная бомба пронеслась по темному небу, оставляя за собой хвост пламени. Она упала на балюстраду, чуть ниже того места, откуда смотрел Нобуру, и пламя начало распространяться по плоской крыше.
– Пошли, – сказал Нобуру своему адъютанту, – и застегните ширинку.
Нобуру бегом пересек комнату и вышел в коридор. Акиро следовал за ним, стараясь убедить генерала не ходить.
– Господин генерал, – умолял Акиро, – вы должны остаться здесь. Вы должны оставаться там, где гарантирована ваша безопасность.
Только когда закрытые двери лифта преградили ему путь, Нобуру обратил внимание на молодого человека.
– Ничего нельзя гарантировать, – сказал он спокойно, – и меньше всего мою безопасность.
Раздвижные двери лифта открылись с еле слышным предупредительным позваниванием.
Внутри стоял полковник Пьет Клоет, главный представитель Южной Африки при штабе. Рядом с ним стояли два сержанта. Все трое были сильно вооружены. Сам Клоет смотрелся устрашающе с висящим на груди пулеметом; оба сержанта были вооружены автоматами, обвешаны гранатами. В руках они держали переносные радиоустановки и коробки с патронами для пулемета Клоета. Нобуру не мог не восхититься видом южноафриканского полковника. Он знал, что достиг сам уже такого возраста, когда никого уже не мог устрашить, а если он встанет с пулеметом наперевес, то просто рассмешит противника. Но полковник-южноафриканец был мужчиной в самом расцвете сил и полон энергии. Седина на висках Клоета поблескивала сталью.