Он лежал на земле, стараясь вдохнуть побольше свежего воздуха. Под лопатками он почувствовал что-то мокрое. Он поднял голову, как раненая лошадь, пытающаяся встать, но почувствовал необычайную тяжесть своего тела.
Он попытался выпрямиться, но из этого ничего не получилось. Он даже смог перевернуться и опереться на одно колено, но правая рука не работала. Когда он понял, что болтающийся предмет, которым заканчивалась его рука, – это его кисть, приступ рвоты, как конвульсия, прошел по всему его телу. Вся его форма и все тело были испачканы кровью. Он не мог понять, откуда текла кровь. Все вокруг казалось очень четким и одновременно неясным.
Он откинул сломанную руку, стараясь не смотреть на нее. Снег превратился в дождь.
Он упал прямо на спину. Холодный дождь бил ему в лицо. Он видел, что там, высоко в небе, все еще шел снег. Белый, крутящийся вихрем снегопад. Снежные звездочки падали прямо с неба. Он чувствовал, как холодная влага просачивалась сквозь одежду и холодила позвоночник и ноги, несмотря на то, что спереди его тело стало согреваться от горящего вокруг пламени. Он лежал не то в полузабытьи, не то в полудреме, любуясь снежной бурей над ним и щурясь от дождя, в который, падая с неба, постепенно превращался снег.
Он ожидал наступления боли и очень удивлялся, почему ее не было. «Со мной все в порядке, – сказал он сам себе. – Со мной все в порядке». Звон колоколов прекратился. И кругом было абсолютно тихо, но вспышки огня продолжались. Розовая стена огня поднялась так высоко в небо, что была похожа на арку, возвышавшуюся над тем местом, где лежал Мурава.
Что случилось? Почему он не может встать?
Почему вдруг так тихо?
«Все небо горит», – подумал он.
Что происходит?
Склад горючего, решил он наконец. Они попали в склад с горючим. Иранцам разрешили самим следить за складом, но они, не ожидая больше нападения русских, небрежно обращались со складом и даже не побеспокоились о том, чтобы построить земляное укрытие или хотя бы рассредоточить запасы.
Сейчас это все горит, подумал он покорно.
Но почему же он не может встать? Ему казалось, что в первый раз ему даже удалось встать на ноги. Но сейчас его мускулы не слушались его.
В голове у него мелькнула мысль, что теперь его должны будут отправить домой. Обратно в Киото.
Почему нет боли?
Собрав всю свою волю и физические силы, Мурава приподнялся, облокотившись на здоровую руку.
Все вокруг горело. Это напоминало конец света. Вокруг должен был быть снег или грязь, но откуда-то везде была пыль. Целые облака и клубы пыли, очень яркие и красивые. Горящий вокруг мир казался мягче и совсем другого цвета сквозь эти шелковистые облака.
Он начал задыхаться.
Мир будто замедлил свое движение, как бы давая ему время наверстать упущенное. Он наблюдал, как гусеничный бронетранспортер недалеко от ремонтных мастерских поднялся в небо и разлетелся на части. Он почувствовал, как под ним задрожала земля.
Медленно-медленно темные куски металла упали на землю, затем их снова чуть подбросило.
Он задыхался, кашлял, но не слышал своего кашля, и это испугало его, и все же все вокруг в этой тишине было красиво. Вся вселенная в огне.
Почему нет боли?
Он увидел какую-то темную фигуру, убегающую от огня. Человек бежал и в то же время исступленно танцевал, вращая руками, крутясь вокруг себя и припадая на колени. Приглядевшись, Мурава увидел, что человек вовсе не танцует, а горит.
Мурава опять упал в грязь, состоящую из остатков его собственного тела. Он пожалел, что забыл пистолет, так как ему хотелось умереть до того, как огонь доберется до него.
Эскадрилья подполковника Джона Рено уже почти закончила свой стремительный облет района боевых действий «Изумруд». Рота «Чарли» заканчивала поражение целей около Атбасара, а роты «Альфа» и «Браво» образовали в воздухе стреляющую цепь длиною примерно шестьдесят километров. Только его эскадрилья, по последним данным, подбила две тысячи четыреста пятьдесят шесть вражеских боевых машин тылового обеспечения и не потеряла ни одного М-100. Рено неплохо знал военную историю, поэтому он понимал, что сегодня его эскадрилья одержала самую бескровную победу из всех известных и все потери были на стороне противника. Возможно, его отец дослужился до четырехзвездного генерала, но старик никогда не одерживал такой победы. Это был знаменательный день.
По мнению Рено, существовали только две по-настоящему серьезные проблемы. Первая состояла в том, что две другие эскадрильи полка добились почти таких же результатов. Количество пораженных целей в Первой эскадрилье было даже выше, хотя было бы несправедливо сравнивать их результаты. У Первой эскадрильи были такие высокие результаты, поскольку она добивала машины, ожидающие ремонта в цехах Караганды. Однако всегда можно было представить свои успехи таким образом, чтобы средствам массовой информации стало ясно, кто лучше поработал. Вторая проблема была значительно более серьезной.
Тейлор. Рено презирал этого сукиного сына.
Тейлор тоже не старался скрывать свою неприязнь к Джону Энтони Рено.
Рено, конечно, понимал почему. Не вызывало сомнения, что Тейлор был невеждой, который выдвинулся в силу ряда счастливых случайностей. Невежда, который окружил себя другими невеждами. Этот никчемный Хейфец, такой высокомерный… И это после того, как евреям дали пинка под задницу и загнали в море. О Боже! И было что-то явно нездоровое в том, что Хейфец жил совершенно один, в пустой квартире, и не проявлял никакого заметного интереса к женщинам. И еще этот дерьмовый черномазый, все время выставляющий напоказ свою рыжеволосую жену. Впрочем, они всегда вели себя так. Всегда старались жениться на белых женщинах, доказать свое превосходство. Рено ухмыльнулся, вспомнив объятия этой парочки. Жена Мередита была удивительно красивой женщиной, и было непостижимо, почему она бросилась в объятия этой черномазой обезьяны. И что только она в нем нашла? Конечно, хуже их всех был этот Мартинес. Этот мелкий никчемный слащавый мексикашка с университетским дипломом. Он тоже воображал себя плейбоем. Совершенно никчемный как офицер снабжения, никакого представления о приоритетах. Ни за что бы не пришел на помощь товарищу офицеру, если бы у того возникли маленькие трудности с отчетными документами. Конечно, они всегда предпочитали такую работенку, не любили ввязываться в бойню. Мартинес, возможно, сейчас крепко спит где-нибудь в теплом безопасном местечке, а настоящие, более достойные люди дерутся здесь вместо него. Да, Тейлор был жалким и самовлюбленным дураком, он и окружил себя придурками. Штаб Тейлора – это позор для всей армии. Боже, даже русские подсмеивались над этим, но они прекрасно ладили с такими людьми, как Джон Рено. Правда, мнение русских – это не то, чем стоит хвастаться в письмах домой.
И что Тейлор собирается делать? Рено был уверен, что жалкий старый дурак не оценит его успеха должным образом. А в случае провала он накажет Джона Рено только за то, что ему выпала удача родиться сыном генерала, за то, что у него добропорядочная жена из хорошей семьи из Филадельфии и что он сам такой, каким Тейлор никогда стать не сможет. Его предки со стороны матери даже служили в пограничной милиции, защищая переселенцев от набегов индейцев.
В этом и было все дело. Тейлор не понимал таких вещей, как традиции, честь. В другое время, в другой, менее бестолковой армии, Тейлор был бы счастлив дослужиться до сержанта.
А его лицо? Тейлора неприлично было даже представить кому-нибудь. И, кроме того, эти слухи о маленькой шлюхе из округа Колумбия.
Да, Рено был своим человеком в армии, и он знал, что Тейлор достиг своего предела.
Правда, если операция и дальше будет идти успешно, он может стать бригадным генералом.
Да, Тейлор вовсе не был похож на старшего офицера. И, конечно, не вел себя, как старший офицер. И Тейлор нажил себе слишком много врагов за годы службы.