На башмаки Джека налипло столько грязи, что ему казалось, будто он стал выше на целый фут. Он тяжело дышал, и без того смердящее тело заливал пот. Кроме усеявших поле убитых и раненых никого до сих пор так и не было видно. Его губы раздвинулись в улыбке.
– Неужели победа? – крикнул он. – Кто-нибудь еще видит их? Господи, не может же быть, чтобы все погибли! Роб!
– В живых здесь никого не осталось, – раздался справа голос его друга.
Он двинулся в его сторону сквозь туман. Эклстон стоял в одиночестве. Даже Вольные люди старались держаться от него подальше. С ног до головы он был покрыт чужой кровью – красная фигура в клубах тумана. При виде его Джек содрогнулся, почувствовав, как по спине поползли мурашки.
– Не изображена ли на щите шерифа белая лошадь? – прозвучал слева от Джека голос Пэдди.
– Он не имеет на это права, хотя я слышал, что у него именно такой щит.
– Тогда вот он.
– Живой? – с надеждой спросил Джек.
– Если бы он был жив, то стонал бы от боли, как стонут вот эти. Он мертв, Джек.
– Отрежь ему голову. Мы водрузим ее на шест.
– Я не буду отрезать ему голову, Джек! – отозвался Пэдди. – Надень на свой долбаный шест его щит. Эта лошадь из Кента, не так ли? Значит, щит вполне подойдет.
Джек вздохнул, вспомнив о том, что ирландец часто испытывал сомнения морально-нравственного характера, довольно странные для человека с его биографией.
– Голова будет выглядеть красноречивее, Пэдди. Я сделаю это. Найди хороший шест и заостри один конец. Не волнуйся, мы повесим на него и щит.
На воинов его потрепанной армии снизошло наконец осознание того, что врага больше нет, и они разразились ликующими криками, которые, несмотря на их немалую численность, отозвались слабым, усталым эхом. Джеку пришлось переступить через десятки тел, прежде чем он приблизился к Пэдди. Он взглянул на белое лицо лежавшего перед ним человека, которого никогда не встречал, и, подняв топор, с выражением мрачного удовлетворения нанес удар.
– Что дальше, Джек? – спросил Пэдди, окидывая взглядом усеянное мертвыми телами поле.
Под его башмаками хлюпала кровь, смешанная с дождевой водой и грязью.
– Думаю, у нас здесь настоящая армия, – задумчиво произнес Джек. – Армия, понесшая потери и одержавшая победу. Враг оставил нам мечи, кольчуги и щиты.
Пэдди отвел взгляд от обезглавленного тела, принадлежавшего шерифу Кента. Еще вчера он наводил страх на все графство. Ирландец в изумлении вытаращил глаза и воззрился на Джека.
– Уж не собираешься ли ты идти на Лондон? Я-то думал, что это только разговоры для поднятия духа. Это тебе не несколько сотен людей шерифа, Джек!
– Но ведь мы уничтожили их, разве нет? Почему бы нам не пойти на Лондон, Пэдди? Отсюда до него всего тридцать или сорок миль, и у нас армия. Мы пошлем нескольких ребят разведать, сколько там солдат. Хотя бы оценим свои возможности. Послушай, у нас никогда больше не будет такого шанса. Мы повесим судей, как они повесили моего сына. Моего мальчика, Пэдди! Ты думаешь, я уже забыл? Мы приставим им к горлу топор и заставим изменить законы, по которым его у меня отняли. Я сделаю тебя свободным человеком, Пэдди Моран. Нет, не то. Я, черт возьми, сделаю тебя графом.
Озираясь, Уильям де ла Поль вошел в доки, с каждым шагом ощущая свои годы. У него ныло все тело, хотя он не получил ни одной раны. Он еще помнил времена, когда мог сражаться целый день, а потом засыпал как убитый, чтобы потом подняться и сражаться вновь. У него было чувство, будто в правом плече торчит что-то острое, и малейшее движение отдавалось в его теле болезненной судорогой. Он также помнил, что раньше победа утоляла любую боль. Вид мертвых или бегущих врагов заставлял его забывать о ранах и способствовал их заживлению. Покачав головой, он остановился и окинул взглядом серый, продуваемый морским ветром рыболовецкий город Фолкстон.
Прибытие его корабля не осталось незамеченным со стороны местных рыбаков. Они собрались группами на грязных улицах и очень скоро начали выкрикивать его имя. Видя искаженные яростью лица, он прекрасно понимал причину их негодования. Они считали его ответственным за катастрофу, произошедшую по ту сторону Ла-Манша. Он не винил их, поскольку испытывал те же чувства.
Устланное туманом море заливал холодный утренний свет. Он не мог видеть отсюда берега Франции, но чувствовал, что у него за спиной высятся стены Кале, словно крепость находилась совсем рядом. Это было последнее английское владение во Франции, если не считать небольшой, поросшей кустарником области в Гаскони, которая не продержится и года. Он приплыл домой, чтобы послать отсюда корабли за его ранеными солдатами, а также выполнить весьма неприятную миссию: сообщить своему королю о победе французов. Подумав об этом, Уильям с силой потер ладонью лицо, ощутив на щеках щетину. В воздухе кружились чайки, с моря дул пронизывающий ветер. Он увидел, как рыбаки тычут в его сторону пальцами, и направился к шестерым прибывшим вместе с ним солдатам, таким же измученным и усталым.