Наконец Йорк удовлетворенно кивнул. Взяв собственное перо, он аккуратно обмакнул его в чернила и игриво, с росчерками и завитушками, поставил в самом низу пергамента залихватскую подпись.
Открыто претендовать на трон было все же рановато: в этом его убедил Солсбери. Слишком многие из нобилей короля не задумываясь взялись бы за оружие, едва проведав, кто он, этот узурпатор. Но как известно, дорогу осилит идущий – вот и надо, определившись с выбором, шаг за шагом по ней продвигаться. Жизнь новорожденного младенца хрупка; герцог Йоркский сам потерял пятерых от всяческих хворей и простуд.
Погруженный в раздумья, он улыбнулся, когда один из писцов поставил на все четыре уголка развернутого свитка свинцовые гирьки. Будучи лордом-протектором, именно Йорк должен был наложить на пергаментную бумагу Большую печать английского трона: последняя, завершающая стадия. В ходе всего обсуждения поодаль с опущенными головами стояли четверо обычных простолюдинов, смиренно дожидаясь, когда наступит их черед внести в процедуру свою скромную лепту. По кивку Йорка они приблизились к столу и выложили на него две половинки серебряной печати, а также поднесли горшочек с воском, растопленным на миниатюрной жаровне. На глазах у всего собрания королевская Печать была со звонким щелчком сомкнута воедино, и на ее поверхности сложился образ короля Генриха на троне. Один из людей – «держатель воска» – специальным ножичком подскоблил начинающий остывать диск до более правильной округлой формы, а другой тем временем проложил по документу отрезок изящной ленты. То была работа, требующая тонких навыков, и присутствующие с любопытством наблюдали, как нагретый диск вдавливается в бумагу, образуя на странице жирный оттиск. Затем Печать подняли и вновь разделили на половинки, а на бумаге осталось подобие медальона из воска в четыре дюйма шириной и с вдавленными в него лентами, которые теперь нельзя было удалить, не порвав при этом бумаги или не сломав самой печати.
Дело было сделано. Носчики Печати убирали орудия своего ремесла: серебряные половинки легли в шелковые мешочки, которые были затем помещены в раздельные запирающиеся ларчики из полированного металла. После этого, поклонившись протектору, эти люди молча удалились: их дело было сделано.
Йорк поднялся и энергично хлопнул в ладоши.
– Отныне дитя поименовано принцем Уэльским, законным наследником престола. Милорды, честно вам скажу: я горжусь Англией. Можно сказать, я горд, будто это мой собственный сын.
Он посмотрел на Сомерсета яркими смеющимися глазами. Тот бы, пожалуй, это стерпел, если б не прозвучавший где-то за столом сдавленный смешок. Это привело графа в холодную ярость. Играя желваками костистого лица, он схватился за рукоять меча.
– Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду, Ричард, – пристально глядя на Йорка, с неторопливой отчетливостью произнес он. – Если вы имеете смелость обвинять человека в бесчестии и измене, то сделайте это прямо, без всяких там французских игр.
– Да что вы, Эдмунд, – улыбаясь еще шире, Йорк покачал головой, – вы меня не так поняли. Остудите пыл. Это же день всеобщего ликования: линия короля Генриха закреплена на бумаге.
– Нет, я не о том, – вымолвил Сомерсет глубоким, севшим от напряжения голосом.
Его истинные сорок восемь лет выражались лишь в седине, но никак не в хилости или сутулости. Медленно поднявшись со стула, подталкиваемый гневом, он расправил плечи.
– Я требую от вас сатисфакции, Ричард. Если вы вслух осмеливаетесь произносить клеветнические измышления, то вы должны иметь смелость их в том числе и защищать. Исход такой защиты решат, безусловно, Бог и моя правая рука. Извинитесь передо мной сейчас же, иначе завтра поутру мы с вами встретимся во дворе.
Если б не стоящий между ними стол, Сомерсет бы, вероятно, выдернул из ножен меч и ударил Йорка прямо здесь же. Присутствующие в зале, нервно переглядываясь, тоже положили руки на мечи: бог его знает, чем все обернется; в случае чего надо действовать. Йорк, в противоположность остальным, к мечу и не притронулся. Он знал, как чертовски проворны выпады Сомерсета – на таком расстоянии и не увернуться. На всякий случай он тоже осмотрительно поднялся со стула.