Накал борьбы усилился, чему способствовал отток латников Перси, ушедших с Эгремонтом. Было видно, как тот выжига с кинжалом пронырнул меж двумя сражающимися рыцарями так, будто заранее знал, куда и как они повернутся. Мечник Перси скользил сквозь ряды невесомо, как тень, делая обманные выпады и ловко уклоняясь от встречных ударов. Секунда, и он оказался перед Невиллами. Траннинг метнулся на Солсбери, но угрозу заметили Уорик и Джон. Удар был встречен вытянутыми мечами, а мечник пронзен. Но и при этом он, скалясь окровавленными зубами, пружинисто вогнал свой кинжал в плечевой сустав Джона Невилла. Джон ахнул от боли, а мечник острием расковыривал рану, смеясь струям крови, стекающим по блестящему металлу. Уорик взмахом меча рассек Траннингу шею, и тот беззвучно упал.
Победно взревел Солсбери: он увидел, как поверженной статуей свалился наземь граф Перси. Один из телохранителей встал над ним, мечом и щитом сноровисто удерживая ратников Невилла. Этот безымянный рыцарь двигался на редкость искусно: ловко, коротко притопывая, он парировал и наносил удары с поистине неиссякаемой силой. Тем не менее, защищая хозяина, он был вынужден стоять почти на месте, и как бы ловко ни разил врага, на него тотчас набрасывался кто-нибудь еще. В конце концов одному из топорщиков удалось широким махом рубануть его под колени, так что под ноги атакующих пал и этот рыцарь.
Ратники Перси оказались отрезаны от сюзерена, и потому до него добрались Уорик с Солсбери. Старик был все еще жив, хотя губы уже начали синеть. Опершись на локти, он со стоном мешковато приподнялся.
– Джон! – властно крикнул Солсбери. – А ну!
Правая рука у его сына висела плетью; кинжал Траннинга он вынул левой. Белый от боли, на врага он тем не менее взирал твердо, со свирепостью.
– Моя смерть не снимает с тебя клейма изменника, – с заметной одышкой произнес граф Перси. И слова его и взгляд были направлены на Солсбери.
Джон Невилл повел головой, и кинжал, еще влажный от его собственной крови, впился старику под подбородок. Старик деревянно застыл; из отверстой глотки вырвалось хриплое клокотанье. Сизое, уже мертвое лицо от нажима клинка приподнялось маской, и острие вылезло изо рта. Брызнула темная кровь; выдернув клинок, Джон чиркнул им старика по горлу. Невиллы втроем смотрели, как долговязое тело словно нехотя заваливается вбок; как стекленеют глаза, а губы обвисают, напоследок будто пытаясь что-то вымолвить.
– Где Эгремонт? – спросил у сыновей Солсбери.
Уорик указал в сторону окольной дороги, где виднелась группа быстро удаляющихся рыцарей. На отдалении вновь протрубили рога; от их звука Солсбери стиснул зубы. Он дал Йорку слово, к тому же теперь, с окончанием бойни, на него наваливалась усталость. Солсбери повернулся к младшему сыну и положил ему руку на здоровое плечо:
– Победа за нами, Джон. Эгремонт не уйдет настолько далеко, чтобы мы его не настигли. На сегодня дело сделано.
– Отец, – с жаром сказал Джон Невилл, – позволь мне взять с собой сотню. Я его догоню, пока он недалеко.
Секунду-другую у него была надежда, что отец разрешит, но оказывается, голова отца клонилась от усталости, а не от отсутствия воли.
– Нет. Делай как я велю. Шанс у тебя еще будет.
Граф сделал вдох и, все еще не сводя глаз со своего старейшего врага, прокричал:
– Хватит!
Слева кто-то все еще сражался; между тем рога Йорка на отдалении протрубили уже в третий раз. Отпущенный час миновал, и отмщение состоялось.
– Те, при ком есть рога, трубите. Я сказал, довольно! Хватит. Уберите мечи. Все свершилось, и гибнуть больше незачем. Кто хочет жить, опустите оружие и разойдитесь. Ну же!
Надсадно дышащие, окровавленные люди наконец расслышали его призыв, и сердца их взыграли отчаянной надеждой, что смертоубийство может прекратиться, а они переживут этот день. Повинуясь голосу Солсбери, солдаты начинали остужать свой пыл, и вот уже приказ подхватили командиры, а по городу трубило все больше рогов, пока наконец крики о замирении не заполонили все улицы города и каждый его дом.
По массивным каменным плитам Ричард Йоркский шел к внешним дверям аббатства, по величине сравнимым с крепостными воротами. Сзади по-прежнему доносился гвалт битвы – звонкий перестук клинков, треск щитов и гул тысяч людей, силящихся друг друга умертвить, но сгрудившихся в проулках столь тесно, что не было возможности размахнуться мечом или топором. Вот раскат рева, набрав силу, прокатился особенно мощно, но уяснить его причину было сложно.
Герцога сейчас тревожили слова Солсбери, из-за которых предыдущие месяцы представали в ином свете. Извечной целью Йорка было отвадить от трона шептунов, стараниями которых мог оказаться уничтожен его дом. Для Солсбери важнее всего, похоже, было одержать верх над Перси, а уже потом все остальное. Какая-то часть пути вела их вместе и привела к Сент-Олбансу. Йорк тряхнул головой, пытаясь скинуть с себя тревогу и нерешительность. Он устал и проголодался, но здесь, в этих подавляющих своей величавостью стенах аббатства, лежал король Генрих. А Йорк даже не знал, жив сейчас его монарх или нет.