Он познакомился с Дерри Брюером в первый же день, когда четыре сотни новобранцев учили ходить строем. В течение месяца они даже не видели оружия, только бесконечную муштру. Дерри гонял их до полного изнеможения, а в конце занятий мог ударом кулака свалить кого-нибудь из них на землю. Томас невесело усмехнулся. Когда-то они дружили, но это Дерри лишил его принадлежавшей ему земли, это Дерри несет ответственность за дьявольскую сделку, в результате которой Анжу и Мэн отошли французам. Что бы теперь ни случилось, они не могли оставаться друзьями.
Томас бросил взгляд на своих людей, расположившихся у линии деревьев. Поначалу он смеялся над кусками зеленой шерсти, которые они использовали, говоря, что это ухищрение не помогло в свое время и старику Робин Гуду. Приготовление смеси синей вайды[13] с желтым красителем, дававшей краску насыщенного зеленого цвета, отнимало много времени в ущерб стрелковой практике. Тем не менее Томасу пришлось признать, что, по крайней мере, в этом отношении Стрэйндж был прав. Даже если противнику стало бы известно, где они находятся, увидеть их, притаившихся в засаде, было нелегко. Томас попытался рассмотреть среди них Рована. Он не замечал в своем сыне признаков наследственной вспыльчивости. Вероятно, это было связано с тем, что он впитал в себя в большей степени молоко матери, нежели родовую желчь Томаса. А может быть, она еще проявится в нем, когда дело дойдет до сражения, как это произошло когда-то с ним самим. Это было еще одно свойство, роднившее его с Дерри. У них обоих внутри жила ярость, только распалявшаяся в пылу битвы. Как бы они ее ни прятали, она сидела в груди и скреблась в рёбра, просясь на свободу. Ей достаточно было дать повод.
Томас медленно повернул голову и посмотрел на дорогу. По ней спокойно шли и ехали верхом люди, словно направляясь на праздник. Французы не выдвигали вперед разведчиков, и он обратил внимание на то, как тепло они одеты и как хорошо вооружены. Он заметил даже отряд арбалетчиков, которые шествовали по дороге, неся свое грозное оружие на плече. При виде этой картины его охватило отвращение.
Чуть дальше можно было увидеть свиту французского короля – на прекрасных серых лошадях, в ярких синих и красных шлемах. Стояла весна, и они уже заняли Анжу. На протяжении нескольких месяцев каждый из них наслаждался жизнью за счет английских поселенцев. Томас ощерился. Две дюжины его стрел были наготове. Зимой он потратил часть золота, вырученного за шерсть и мясо, на то, чтобы оперить как можно больше стрел. Одно не вызывало сомнений: его люди не смогут забрать свои стрелы.
Он было подумал, не подпустить ли французского короля вплотную, прежде чем начать атаку. Если бы они сумели вогнать ему в горло стрелу, это значительно поспособствовало бы их успеху. Известие об этом разнеслось бы по всей Франции, подобно удару набата, и французы поняли бы, что Мэн будет сражаться. Но солдаты личной гвардии короля могли себе позволить нагрудники из толстого железа. Многие из них носили под доспехами дополнительные слои кожи и толстой ткани. Это существенно утяжеляло их снаряжение, но все они были крупными, могучими мужчинами, и лишний вес никак не сказывался на их воинских навыках.
Томас медлил. Он еще раз задумался о лежавшей на нем ответственности и преимуществах внезапности. Когда ее эффект исчерпает себя, он и его люди окажутся перед разъяренной массой солдат. Перед армией, имевшей сотни всадников, которые будут гнать их по полям и перелескам, словно лис. Ему уже случалось видеть подобное, и он знал, каково приходится лучникам, застигнутым на открытом пространстве. Он не мог допустить, чтобы это произошло с Рованом, Стрэйнджем, Хайбери и всеми остальными, кто доверил ему свою жизнь. Томас не мог точно сказать, когда он стал предводителем этой разношерстной группы, но даже Хайбери признал за ним это право – окончательно после того, как он чуть не подрался со Стрэйнджем во время дискуссии об их общих предках.
Воспоминание об этом вызвало у Томаса улыбку. Стоял прекрасный вечер. Его люди сидели в лесу вокруг огромного костра, смеясь и распевая песни. Может быть, точно так же проводил вечера Робин Гуд со своими товарищами.
В конце концов он принял решение. Целью должен стать король. Один-единственный удачный выстрел мог решить успех всего дела – такой шанс упускать нельзя. Основные силы французской армии шли вслед за ним, всего в двухстах ярдах, по поросшему кустарником полю, которое упиралось в обширный лесной массив. При Азенкуре командование английской армии выставило десять тысяч лучников, способных поражать на этом расстоянии цель размером с человеческую голову, производя по десять-одиннадцать выстрелов в минуту. Он заставил лучников Хайбери и своих ветеранов упражняться ежедневно, пока они не оказывались в состоянии пройти его личный тест – когда их руки обретали силу, достаточную для того, чтобы расколоть сгибом локтя два ореха.