– Я не стану говорить этого, капитан Томас, – ответил молодой Тюдор. – Я скажу, что ты задержал меня на полдня своей глупостью.
Капитан был явно уязвлен подобным упреком, и Джаспер ощутил сочувствие к нему, ибо успел проникнуться симпатией к этому человеку.
– Сколько у тебя людей, капитан Томас? – спросил старший Тюдор, отчасти для того, чтобы отвлечь его. Валлиец с облегчением отвернулся от холодного взгляда Генри:
– Двенадцать сотен, милорд, хотя я привел сюда только восемь. Ночью приведу остальных, и мы разошлем призыв по нашему краю. Уэльс поставит своих сыновей, милорды, под стяг с красным драконом.
Ричард сидел в одиночестве в приемной палате Вестминстерского дворца, глядя на Темзу, блестящей дорогой пролегавшую среди скоплений зданий и складов, каждый год заново выраставших на ее берегах. Из этой высокой палаты он видел, как дела рук человеческих распространяются на соседние девственные поля, как дороги пролегают по пустошам, как валят лес для строек и пережога на уголь, как возникают поля там, где раньше росли одни волчцы да тернии. Струи дыма поднимались от костров или очагов, где поджаривался солод для пива и где ковали железо в жуткой жаре, от опрятных домов, горделиво стоявших на чистых мощеных улицах. Прекрасное зрелище, думал король.
В палате было тихо. Он отпустил даже тех слуг, которые должны были находиться здесь и прислуживать ему. Ричард никогда не любил одиночество, однако оно само пришло к нему. Отец его, убитый в схватке с Ланкастерами, уже больше двадцати лет лежал в земле. Не было и троих братьев, убитых, казненных за измену, погибших в результате какого-то помрачения рассудка. Кроме своих родных, Ричард восхищался только графом Уориком, павшим в битве, выйдя против него как враг, стремящийся погубить его. Жестокая судьба, как и у всех остальных.
Однако самой болезненной раной был его сын, думал король. Он души не чаял в мальчишке, хотя и старался не слишком показывать ему свою любовь. Но как странно – при всей той радости, которую ему приносило само существование этого ребенка, его сына, его Неда, он никак не хотел давать ей волю, опасаясь испортить мальчика. Одной любовью да лаской сильного человека не воспитаешь, а тем более сильного короля. Ричарду это было известно. Таким, каков он есть, его сделали боль и утраты, так что в сравнении со всем прочим даже смерть жены оказалась для него булавочным уколом. Да, Энн ушла от него. Как могло случиться, что он остался один, что ему некого любить? Словно в какой-то высшей инстанции определили, что королю Ричарду назначено жить в полном одиночестве…
Он тосковал по всем, кого нет теперь рядом с ним. Он остался последним мужчиной в собственном роду – при всей печали подобного положения. Он последний… последний среди Плантагенетов.
– Ваше Величество, прибыл герольд, испрашивает разрешения предстать пред вами, – вывел его из задумчивости голос дворецкого.
– Его обыскали? – спросил король.
На лице дворецкого появилось обиженное выражение:
– Да, Ваше Величество.
– Тогда пусть войдет, – сказал Ричард, отворачиваясь к окну.
Подперев подбородок ладонью, а локоть – коленом, он взирал на заходившее над Лондоном солнце. Воздух еще был теплым, птицы возвращались в гнезда. Король не стал оборачиваться к вошедшему в комнату герольду, принесшему с собой запах свежей уличной грязи в застоялую атмосферу. Он услышал, как вестник преклонил колени, и движением руки велел ему говорить.
– Ваше Величество, я прискакал из Ладлоу. К нам приехал человек с западного побережья, буквально умирающий от усталости.
Тяжкие мысли придавливали собой короля, не позволяя ему ничего делать. Он мог только смотреть на золотой закат, свет которого ложился на столицу.
– Продолжай, – пробормотал он.
– Этот человек сказал, что на побережье высадилось большое войско, французы и валлийцы – точнее он сказать не мог. И еще он сказал, что это Тюдоры, милорд, что они идут под красным драконом.
Ричард поднял голову, неторопливо вздохнул.
– А что передавал мой тамошний капитан? Как его там… Эванс? Томас?
Герольд пробормотал, что ничего не слышал о нем.
Впрочем, сие ничего не значит, монарх понимал это. Придется обратиться к самым верным из числа его лордов, как во время мятежа Бекингема. Что ж, он соберет как можно больше людей, а после этого…
И, остановив поток мыслей, Ричард проговорил:
– Тюдоры? За Ланкастеров, что ли? Но у них нет прав на престол. Почему за ними вообще кто-то следует?
– Я этого никак не знаю, Ваше Величество, – запинаясь, проговорил вестник.