Легко себе представить, как ведут себя немки во время воздушных бомбардировок. Вот письмо вахмистру Гансу Линглингу от его супруги из Кельна: «Мое единственное, любимое, хорошее и верное сокровище! Я тебя прошу, любимый, не пугайся! Это действительно больше чем ужасно! Сокровище, это просто кошмар. Это последняя расплата! Я не могу поверить, что я вообще существую. Ты не поверишь, но, когда я думаю, я могу плакать, плакать и еще раз плакать. Мой дорогой муж, нельзя понять, как твоя женушка еще жива!.. Просто ужас, ты только представь, Ранзи, моя чернобурка стала жертвой войны! Также новый отрез, который находился у портнихи, сгорел… Да, мой дорогой муженек, так у нас обстоят дела! Если ты теперь приедешь, я не смогу тебя даже встретить на вокзале, потому что вокзала больше нет… Ах, сокровище, если ты бы мог быть здесь! Ведь мне приходится одной переживать такой ужас… Кто знает, может быть, ты скоро получишь от меня телеграмму, что я осталась без крова! Тогда ты обязательно приезжай. Да, мое сокровище, с такими вещами нужно считаться! Сейчас я довольна, что я спасла мою жизнь…» Так воет над погибшей чернобуркой среди развалин трусливая и себялюбивая сука.
Мы наконец-то увидели, как немки плачут. Они плачут не от горя — от страха. Немецкое радио молит гретхен: «Женщины должны уметь подавлять слезы, когда они появляются по той или иной причине. Злые языки утверждают, что женщина плачет тем сильнее, чем меньше у нее на то причин. Известно, что — крупные актрисы могут плакать в любой момент. Это говорит, что мы можем управлять нашими слезами. Немецкие женщины не должны плакать».
Дурной комедиант призывает гретхен не кривляться. Но гретхен и не кривляются. Они плачут, потому что никто больше не пришлет сала с медом. Они плачут, потому, что возле дома раздались шаги неизвестного раба. Они скулят над сгоревшими платьями. Они ревут от ужаса, когда раздается рев сирены: своим ревом они покрывают сирены. Они теряют голову. Это не актрисы, это самки, которые кричат, потому что близится час расплаты.
Они смывали кровь с детских вещей. Они не смыли детскую кровь со своих рук — вдохновительницы воров, помощницы палачей, сожительницы гнусных убийц.
Женщина — великое слово. В нем нежность и гордость, в нем чистота девушки, в нем самоотверженность подруги, в нем подвиг матери. Можно ли назвать женщинами этих мерзких самок? Женщина ли фрау Шмидт с ее ста шестьюдесятью посылками? Нет, тварь. Таково возмездие истории: в Германии, создавшей армию палачей, армию грабителей, нет больше той возвышенной, благородной женщины, которая ждет друга, сражающегося за свободу.
Велика чистота русской женщины. Ее жертвенность, ее душевная сила воспеты нашими великими писателями. Таня Ларина, — героини Тургенева, Анна Каренина, Груня — кто не влюблялся в эти возвышенные образы? Мы знаем смелость советской женщины, героизм Зои Косьмодемьянской, боевые дела наших партизанок, самозабвенные труды санитарок и связисток. За женскую честь мы сражаемся против гнусных немцев.
13 ноября 1942 г.
Негасимый огонь
Когда о «новом порядке» Гитлера рассказывают русские, их могут заподозрить в пристрастии. Я предоставляю слово немцам. Говорят обер-ефрейторы 575-го полка 221-й дивизии Вальтер Вирт и Георг Фишер:
«Когда мы вступили в деревню Яшичи, мы увидали на дереве два трупа. Это были русские. Их повесили солдаты из полка „Великая Германия“. Вешать — это специальность эсэсовцев. Мы не вешаем, мы расстреливаем.