Венера, Адониса твоего,
Любви победоносной торжество.
Исполненные неги, те картины
Смутили Деву, и не без причины.
Как запылал румянец на щеках!
Воскликнула она тихонько: Ах!"
Но вот она в другой покой попала
И пышное там ложе увидала,
А перед ним - пурпуровый ковер.
Она могла б присесть - она ложится...
И снова полный любопытства взор
Вокруг себя обводит и дивится:
Умножили стократно зеркала
Ее красы; им нет теперь числа.
Она смеется, руки простирает,
Как для объятий, и слегка вздыхает:
О дорогой Панфер, любимый мой!
Какая жалость: нет тебя со мной...
Одета столь прельстительно и мило,
Наверно, я б тебя обворожила".
Вдруг входят... Небо! Это Аполлон.
Она вскочить в смущении стремится,
Ее опять усаживает он.
Куда же вы, Идалии царица? -
Ей говорит, целуя руки, бог. -
Как вы прекрасны! Я у ваших ног".
Ах, полноте! Зовут меня Марией,
А не Венерой; шуточки такие
Оставьте, ax!" -- Не отпущу я вас.
Пленительней Венеры вы сейчас!
Не видывал я красоты подобной".
Я закричу!" -- Кричать вам неудобно.
Ведь ежели на крики и войдут -
Языческий наряд ваш засмеют,
А кое-кто разгневается, право.
Посетовать, немного слез пролить
И, покраснев, стыдливо уступить -
Вот лучший выход, рассуждая здраво".
Что возразить на хитрые слова?
Потупив взор, Мария, чуть жива,
Противится, хоть бесполезно это.
Вот дерзкий рот красавца Мусагета
К коралловым устам ее приник,
Ее груди коснулся баловник,
На ложе (все напрасны возраженья)
Настойчиво и ласково толкнув.
Она уже не борется, вздохнув,
И шепчет лишь: Какое приключенье!"
Хоть Аполлон был на руку и скор,
И видел, что довольно слаб отпор,
Но все-таки скандала устрашился.
Пожертвовав восторгами, он встал,
Власы свои пригладил и спустился
С рассеянно-спокойным видом в зал,
Где музыка и танцы Терпсихоры
Всех зрителей приковывали взоры.
Мария вся как маков цвет горит,
Вернулась лишь в последние минуты
И голубок, от ревности надутый,
С гримасою папаше говорит
(Тот слушает и смотрит равнодушно):
Чего нам ждать? Окончилась игра.
Звонить к вечерне, кажется, пора.
Идем домой! Здесь, право, очень скучно"
Ну что ж, идем!" -- ответил Бог-отец
За ним Христос: Идемте, наконец!"
И маменьке кивает на ворота.
Ей уходить, однако, неохота.
Все тут казалось новым -- и банкет,
И пение, и виденный балет.
Любезности немало ей польстили
И вкус ее чувствительный пленили.
Конечно, дерзостью возмущена,
К злопамятству не склонная, она
К языческим богам благоволила,
А музыкой была восхищена.
Но Бог-отец заметил ей уныло:
Дитя мое! Возможно, я не прав,
Но голос Аполлона так слащав!
Мелодия была мне непонятна.
Мне пенье лишь церковное приятно.
Ну, а стихи находит Дух святой
Прескверными; все это -- вздор пустой".
Они весьма посредственны, признаться!
Заметил голубь. - Мало ярких слов.
Не понимаю, чем тут восхищаться?
Ливанских кедров нету, а у львов
Все зубы целы, и на небосводе
Луна не пляшет с солнцем в хороводе"
Порядком утомил меня балет,
Сказал Христос, перебирая четки.
Их менуэт скучнее той чечетки,
Что танцевали в Кане... Разве нет?"
И Троица, язычников ругая,
Вернулась в рай, по облакам шагая.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Устройство рая. Откровенный и поучительный
разговор между лицами св. Троицы. Обед, данный ими
языческим богам, и в конце его представление
нескольких мистерий.
Мария! И добра ты, и кротка.
Твой скромный вид, наивные реченья
Смягчают даже строгого сынка...
Услышь мой глас, прими мои моленья!
Душе твоей и сердцу воздадим
Хвалу: ведь им доступно состраданье.
Снисходишь ты и к слабостям людским:
Утехи, мимолетные как дым,
В твоих глазах - отнюдь не злодеянья.
От грома нас небесного спаси,
Прощения влюбленным попроси!
Достаточно и ветренность карает,
Хоть сладость поцелуев утешает.
Венера покровительствует им,
Но ведь богиня эта устарела.
С распутницей иметь не будем дела.
Одну тебя, а не ее хотим!
О, если б ты навеки сохранила
На небесах свой пост, и никогда
Христа не постигала та беда,
Которая Юпитеру грозила!
Роскошный замок был сооружен
Юпитером. Он на горе высокой
Господствовал над всем, что видит око,
И бронзовой стеной был окружен.
Там на часах, сменяясь постоянно,
Стояли Вакх и гордая Диана,
И два богоподобных близнеца,
Возникшие из одного яйца.
Беллона, Марс, готовые к сраженьям
И алчущие крови христиан,
У главных врат дежурили, чтоб стан
Не мог быть взят внезапным нападеньем.
Хотелось им врагов дубасить всласть,
Но нарушать нельзя военных правил.
Своих бойцов Юпитер только часть
У подступов к Олимпу сам расставил,
Атаковать, однако, запретил,
Предупредив об этом командиров,
И караул из фавнов и сатиров
На рубеже владений поместил.
Рай христиан устроен по-спартански:
Чтоб Троица могла воссесть средь туч,
Где иногда блистает молний луч,
Простой алтарь воздвигнут христианский.
Сидит Мария скромная с шитьем
У алтаря на низенькой скамейке.
Выстраивает двор, как на линейке,
Христос, порядок любящий во всем.
Вот на передней лавке Серафимы
Уселись; в их руках, неугасимы,
Все время свечи яркие горят,
Они ж глазами Троицу едят.
Горят и не сгорают эти свечи...
Как - не постигнет разум человечий.
Повыше их, по обе стороны
Румяные младенческие лица.
Они витают в воздухе как птицы:
На их затылках крылышки видны,
Но туловища нет. То Херувимы.
Людьми везде их личики любимы,
И сельские художники должны
Их малевать на фресках где попало.
Затем идут Престолы и Начала,
Господства, Силы - важные чины.
Довольно тупоумны, бессловесны,
Недальновидны и тяжеловесны,
Они и впереди, и позади
Стоят, скрестивши руки на груди.
Престола золоченые ступеньки