И Троица свой обратила взор На многочисленный и пышный двор. Ей зрелище такое было ново. Затем Христос, поднявшись, молвил слово:
«Я изгнан был; скитался до сих пор; Как следует, не мог я вами править. Теперь меня вы можете восславить. Я сильным стал, от бед передохнул, Хочу во всем порядок навести я. Во-первых, пусть почетный караул Дежурит: я — владыка и Мессия. Вы слышите ль? Пускай с сего числа Три раза в день звонят колокола. По зову их из закоулков рая Пускай спешат к престолу все чины! Опаздывать вы, ясно, не должны. Затем, меня с восторгом созерцая, Запечатлейте в памяти своей Мой лик благообразный, вами чтимый; Я блеск его умерю нестерпимый, Чтоб ваших он не ослепил очей. Церковного большой любитель пенья, Я никому не дам тут послабленья. Мне «славу в вышних» — только постройней! Споете вы, а также «Аллилуйя». А так как я люблю хвалу и лесть Меня хвалить вы будете, ликуя: Я ваш господь, и мне воздайте честь. Понятно вам? Отныне восхвалите Меня, владыку, больше никого: Ведь я ревнив. Меня лишь одного! Идите же и неусыпно бдите, Соседей бойтесь более всего!»
Послушно разошелся двор небесный, А Бог-отец, Бог-сын и Дух святой Затеяли беседу меж собой В святилище. Довольно интересной Она была, и, коль угодно вам, Я всю ее дословно передам.
Б о г — о т е ц
Неправда ли, достигли мы успеха? Людская глупость, право, не помеха.
Х р и с т о с
Действительно, когда меня на свет Рожала мать во вретище убогом Кто б мог подумать, что я стану богом Да и потом, когда в осмьнадцать лет И нищ, и наг, жестоко я нуждался, Когда с трудом (ведь это не секрет) Я грамоте еврейской обучался; Когда псалмы Давида бормотал, Когда меня призвал первосвященник И, допросив, к Кайафе отослал; Когда я был бичуем, жалкий пленник; Когда к Пилату был препровожден И к Ироду направлен был Пилатом (Не пожелал со мной возиться он). Но был опять к Пилату возвращен И на кресте когда висел распятым Грядущего я не предугадал. Коль чудеса случаются на свете, То первое из них — успехи эти.
Д у х с в я т о й
Удачу эту случай нам послал. Ведь людям постоянство нестерпимо, Им надо заблуждения менять. Бог истинный, бог вечный, бог незримый. Их сотворив, промолвил: «Исполать! Да будет вам единственным законом Лишь совесть ваша; пусть на верный путь Наставит вас, не даст с него свернуть, И суд ее да будет непреклонным!» Но для людей был бледен этот фон, И вот узорами украшен он; Иные им понадобились боги, Не столь добры, но более к ним строги. К закону, что в сердцах запечатлен, Прибавили пророков предсказанья И чудеса священного писанья. Слаб показался совести упрек, Придумали вдобавок вилы в бок, А сверх того — немало всякой дури: Чудовищ, змей, драконов, гарпий, фурий, Кипящие озера со смолой, Бичей удары и геенны пламя, И дьяволов с копытами, рогами... Любая мука вечна, нет другой. А праведным какая же награда? Опять корпеть, придумывать им надо. О райской жизни всяк на свой манер Мечтает: так, старуха, например, Вновь прелести былые обретает; Развратник там, конечно, окружен Красотками, а слабый там силен; Стихии честолюбец укрощает... Одни там пьют, другие курят, спят И делают, что их душе угодно. Ведь ум людской не очень-то богат Фантазией... Итак, отныне модно В нас верить; значит, есть у нас предлог, Чтоб властвовать. Юпитера, и Будду, И нас самих в конце концов забудут; Был, есть и будет лишь единый бог.
Б о г — о т е ц
Аминь, аминь! Хоть длинной показалась Мне проповедь — чуть было не заснул Я в ней совет полезный почерпнул. Нам случая пока не представлялось Проверить власть, дарованную нам. Урок сейчас стихиям я задам: Угодно мне, чтоб буря разыгралась!
Х р и с т о с
Ого! Они послушны вам во всем. Глядите-ка: свет солнечный затмился, И тучами весь небосвод покрылся, Как будто темным застлан он ковром. Черны, зловещи, тучи громоздятся, Отягощая воздух и грозя... Послушнее быть, право же, нельзя!
Б о г — о т е ц
Да, этой бури можно испугаться.
Д у х с в я т о й
Как делом рук своих не восторгаться?
Б о г — о т е ц
И дождь, и град! Вот это я люблю! Второй потоп на землю ниспошлю!