– Ты знаешь, что каждый из них унес кое-что из Койлоса? – осведомилась Токасия.
– Силовые камни, – ответил Ахмаль. – Они похожи на те, которые, как ты говоришь, питают машины Древних. У каждого из молодых господ есть по одному. И каждый из них все время держит камень при себе.
– Могут ли камни быть причиной всего этого? – спросила землекопа Токасия. – Может ли их энергия заставлять братьев так себя вести?
Ахмаль пожал плечами, и Токасия продолжила:
– Ты знаешь, на что способны эти камни?
– Мишра не рассказывал мне, что было в Койлосе, – решительно ответил Ахмаль. – Может быть, Хаджару, но…
Некоторое время в темноте был слышен лишь треск горящих угольев.
– Камень Урзы делает машины мощнее, – нарушила тишину ученая. – Поэтому он называет его Камень Силы. Камень Мишры, по всей видимости, обладает противоположным свойством. Урза назвал его Камнем Слабости.
Ахмаль фыркнул:
– Может быть, младшему обидно, что у него более слабый камень.
– Так и есть, – сказала Токасия. – Поэтому Урза и повторяет эти названия Мишре в лицо.
– А как их называет Мишра? – спросил Ахмаль. Токасия на мгновение задумалась.
– Я ни разу не слышала, чтобы он говорил о них как о самостоятельных предметах. Один камень – «его», Мишры, а другой камень – тоже «его», Урзы.
– Это похоже на правду, – заметил Ахмаль. – Старший брат всегда имел склонность называть вещи и определять их. Думаю, он таким образом как бы присваивает их, делает их своей собственностью.
Токасия вздохнула.
– Сколько лет они живут с нами, – сказала она, – а остались такой же загадкой, как и энергия внутри силовых кристаллов. Как траны.
– Что до транов, Древних, то мы с тобой в конечном счете поймем, кто они и что они, – сказал Ахмаль. – У них хватает здравого смысла оставаться мертвыми. Вот живые – те не перестают меняться. Коня на скаку оседлать труднее.
– Это у фалладжи такая поговорка? – Токасия подняла свою чашу.
– Не знаю, как у фалладжи, а у землекопов – точно, – сказал Ахмаль, поднимая в ответ свою. – Особенно вот у этого старого землекопа.
Заговорили о другом – о пласте твердого песчаника, на который натолкнулись во втором раскопе, о том, когда Блаю понадобятся дополнительные охранники и сколько он за них запросит с Токасии. Наконец Ахмаль попрощался и покинул палатку. Ночь была приятной, и Токасия знала, что, может быть, так и заснет прямо в походном кресле, укутавшись в мягкую шкуру из гномьей страны Сардии.
Ахмаль медленно шел через лагерь. Костры и светильники были погашены. Темно было даже в комнатах Урзы, где обычно до самой поздней ночи горел свет.
Старый землекоп стоял в центре лагеря и смотрел на звезды. Луна еще не взошла, и над головой фалладжи сияло усыпанное звездами небо. Ахмаль попробовал представить себе, может ли небо в далеких прибрежных городах быть таким красивым, и решил, что нет. Там ночь напролет жгут костры, сквозь их дым ничего не видно. Это у городских так принято.
Вдруг слева от него что-то зашевелилось, раздался скрип сандалий по песку. Ахмаль медленно повернулся на звук: не опуская головы, он пристально разглядывал тени. Безлунная ночь была темной, но для острых глаз фалладжи темнота была не помеха.
У стены одного из ученических бараков раздался шорох, а затем тихое, приглушенное покашливание.
– Кто идет? – крикнул Ахмаль, глядя на тень. – Покажись, или я подниму весь лагерь!
Навстречу землекопу вышел худой, жилистый человек, одетый в темную льняную рубаху. Ахмаль сразу узнал Хаджара, своего старшего помощника. Молодой фалладжи виновато улыбнулся. У него было узкое лицо с крупным, полным зубов ртом.
– Такая прекрасная ночь, а я не могу уснуть, – сказал он. – Я подумал, а не пойти ли прогуляться.
Ахмаль улыбнулся.
– Да, ночь хоть куда, я и сам решил прогуляться, – сказал он. – Но уже поздно, так что давай-ка вместе прогуляемся обратно. – Старый землекоп собрался уходить, но Хаджар не сдвинулся с места. – Ты идешь? – спросил Ахмаль и улыбнулся. – Или ты не один? – Обращаясь к тени, появившейся у Хаджара за спиной, он произнес: – Эй, ты, а ну-ка покажись.
Ахмаль ожидал увидеть одну из благородных учениц, порученных заботам Токасии. К подобным вещам относились с неодобрением, но тем не менее они были обычным делом. Ахмаль еще не забыл свою юность и наизусть помнил все оправдания, которые юные особы придумывали в таких случаях. Кончалось все обычно нравоучительной беседой с пристрастием и просьбой к Токасии не спускать глаз с аргивской девушки.
Поэтому Ахмаль весьма удивился, когда вышедшая из тени фигура оказалась не будущей светской дамой, а широкоплечим великаном Мишрой. Ахмаль почуял неладное и произнес:
– Добрый вечер, молодой господин. Ты тоже решил прогуляться?
Мишра улыбнулся, и даже при неверном свете звезд Ахмаль разглядел, что это была натянутая, неестественная улыбка.
– Мне нужно забрать кое-что из комнат Урзы – из моих старых комнат, – сказал он. – Я попросил Хаджара помочь мне.
– Я вижу, – осторожно подбирая слова, продолжил Ахмаль, – все настолько важно, что тебе необходимо забрать это кое-что прямо сейчас, глубокой ночью, когда спит даже твой брат?
– Так и есть, – сказал Мишра и замолчал, словно взвешивая сказанные им слова. Затем он, видимо решив, что получилось не так уж и плохо, выпрямил спину и повторил: – Так и есть. Кое-что важное. Ты что, не веришь мне?
Ахмаль подошел к парочке поближе. Он ясно чувствовал исходящий от молодых людей запах вина. От них пахло даже сильнее, чем от него самого.
– Как можно, молодой господин Мишра, – сказал Ахмаль. – И что же, это кое-что настолько тяжелое, что нести его надо вдвоем, а то и втроем?
– Да, – кивнул Мишра, но, решив, что это уже чересчур, поправился: – Нет. Не совсем. Просто с Хаджаром не так скучно.
– А-а, – сказал Ахмаль. – Ну хорошо. Знаешь, у меня для Хаджара есть дело. Сможешь обойтись без него?
Мишра нахмурился, а Ахмаль задумался: пойдет парень дальше в одиночестве или бросит свою затею? Было очевидно, что он идет к брату, и Ахмаль понимал, что скорее всего младший брат собирается поговорить с Урзой о чем-то серьезном. Очевидно, младший решил прежде набраться храбрости посредством фляги с вином» что и объясняло его решение осуществить задуманное так поздно.
Мишра снова неестественно улыбнулся:
– Конечно. Раз ты говоришь, что тебе нужен Хаджар, я спокойно обойдусь без него.
– Да, есть у меня для Хаджара одно дело, – сказал Ахмаль, – Мне нужна его помощь. Но я повторяю, мне кажется, что твой брат уже спит. У него не горит свет.
Мишра покачал головой:
– Мой брат частенько лежит ночью без сна, все размышляет. Я удивлюсь, если он действительно спит.
Ахмаль поднял руки, притворяясь, что сдается.
– Как скажешь. Ты знаешь его лучше, чем я. Пойдем, Хаджар, у меня есть к тебе дело.
Худой фалладжи подошел к Ахмалю, и старик повернулся к Мишре спиной. Пара отправилась обратно в лагерь землекопов.
Ахмаль оглянулся. Удостоверившись, что Мишра ушел, он обратился к помощнику:
– Хаджар, что вы задумали?
Узколицый молодой человек хмуро посмотрел в небо.
– Не знаю, могу ли я тебе сказать.
– Мы фалладжи, – сказал старик. – Если бы у меня было время, я бы перечислил всех твоих и своих родственников, и оказалось бы, что твоя мать и моя мать происходят от одной и той же матери. Так что говори. Куда это вы шли, распространяя на весь лагерь запах набиза, куда вы крались во тьме, словно шакалы?
Молодой фалладжи остановился, словно ему было трудно одновременно передвигать ноги и решать, как кодекс чести пустыни предписывает поступать в таких случаях. Ахмаль ждал. В конце концов юноша сказал:
– Молодой господин Мишра был зол.
– Зол на Урзу? – спросил Ахмаль. Тень кивнула в темнота.
– На то, что господин Урза все время его дразнит. Все время хочет выставить его дураком. Все время ищет, как бы обманом отобрать у него камень.
– И вот господин Мишра выпил достаточно набиза и достаточно разозлился, чтобы пойти к Урзе и решить это дело раз и навсегда, – закончил за юношу Ахмаль.