Ашнод не удержалась на ногах, и Тавнос поддержал ее. С нее градом катился пот, из носа текла тоненькая струйка крови.
– Черт, черт, – сказала она, вытирая кровь рукавом, – черт, ну когда же я наконец устраню этот дефект… Тавнос помог обеим женщинам спуститься вниз. Он лишь на миг задержался у тела толстяка, лежащего в луже крови.
– Ты его знала?
Ашнод взглянула в лицо кадира фалладжи, отныне покойного.
– Так, ничтожество, – горько сказала она. – Без него Мишре будет легче.
Кайла хотела отправиться на восток и присоединиться к беженцам, покидавшим город, но Ашнод повела их на запад, к докам. Дважды их останавливали патрули фалладжи, но оба раза солдаты подчинились требованию Ашнод пропустить ее и двух иотийцев, находящихся под ее личной защитой. С точки зрения Тавноса, это была большая удача – Ашнод лишь чудом выдержала первую битву и не пережила бы второй.
Они перешли линию фронта и оказались в тылу армии врага, оставлявшего за собой лишь выжженную землю. Дома горели, улицы были завалены трупами. Тавнос нашел мстителя, которому фалладжи оторвали ноги: он ползал кругами по площади. Тавнос подошел к нему и вынул у него из груди силовой камень. Судьба же оператора оставалась неизвестной, во всяком случае поблизости его, живого или мертвого, не было.
В конце концов они вышли к докам. Набережные были пусты, как и улицы города. На воде покачивались лодки нападавших. Ашнод указала на самую маленькую:
– Эта подойдет, садитесь.
– Нам нужно на восток, – тихо сказала Кайла. Ашнод отрицательно покачала головой:
– На восток вам нельзя. Войска Мишры будут по пятам преследовать беженцев, отправившихся в том направлении. Ближайшие две недели они не оставят их в цокое – будут кое-кого искать. И этот кое-кто – вы, – сказала она Кайле. Повернувшись к Тавносу, она продолжила: – И ты. И всякий, кто как-либо связан с Урзой. Поэтому вам сначала нужно добраться до устья реки, до побережья, и только после этого двигаться на восток.
Тавнос помог Кайле сесть в лодчонку. Королева Кроога забилась в дальний конец и плотно закуталась в плащ. Тавнос повернулся к Ашнод.
– Ты знала, что они нападут? – спросил он. – Я имею в виду, что все произойдет именно сегодня?
Ашнод покачала головой:
– Предположим, что знала, и предположим, что я сказала тебе об этом. Ты бы мне поверил? Вот то-то. А теперь послушай – я выполнила свое обещание. Прощай.
Она бережно обхватила руками посох, как будто Тавнос собирался отнять его.
– Они все равно постараются убить тебя, – сказал подмастерье.
– Теперь моя жизнь в гораздо меньшей опасности, можешь мне поверить, – ответила она. – А если я найду Мишру, то вообще все будет в порядке. А ты ухаживай за ее величеством. Ты и правда думаешь, что она носит Мишриного выродка?
– Не знаю, – тихо сказал Тавнос. – Думаю, что она и сама точно не знает.
Ашнод покачала головой:
– Все играешь в младенца! Даже когда мам-наседок отправили на бойню. Когда-нибудь твоя патологическая верность доведет тебя до беды, и, боюсь, даже я не смогу тебе помочь. Удачи, малыш!
На миг – Кайла едва поняла, что происходит – рыжеволосая женщина прильнула губами к его губам. После чего подмигнула подмастерью и, махнув рукой, исчезла в отсветах пожара.
Тавнос смотрел ей вслед, пока ее окончательно не скрыл дым. Затем он взял длинный шест и оттолкнул лодку от пристани.
Уносимые течением, подмастерье и королева провожали взглядом горящий город, а когда пожарище скрылось за холмами, они не могли отвести глаз от поднимающегося до неба дыма. Остаток дня, как и два последующих, они провели в молчании, доверившись неспешному течению реки. Неизбывное чувство вины и боль утраты тяжким грузом лежали на душе каждого.
Глава 16: Передышка
Почти месяц Урза добирался до развалин Кроога. Сначала они с лейтенантом Шараманом выбирались из пустыни, затем, возглавив сражающиеся на Полосе мечей иотийские войска, организовывали перегруппировку и отступление на юг. Под ударами фалладжи пала Полоса мечей, а за ней и большая часть северной Иотии. Впрочем, в тех землях и так не осталось ничего, за что можно было бы сражаться, да и армию там нечем было кормить.
Фалладжи изредка нападали на фланги, что не сильно беспокоили иотийцев. Когда войска Урзы стали лагерем в двух днях пути от Кроога, который теперь являлся вражеской территорией, принц-консорт, ставший в отсутствие королевы правителем Иотии, отправился на трех орнитоптерах осмотреть разоренную столицу.
Мишра, которого иотийцы называли теперь не иначе как «Кроогский мясник», покинул город, от которого, впрочем, мало что осталось. Массивные стены сохранились в неприкосновенности, но ворота сорвали с петель и спалили. В городе все было сожжено, а то, что не сгорело, – раздавлено гусеницами механических драконов. После штурма в течение трех дней шел дождь из пыли и пепла. Мародерства практически не было – в городе после штурма нечего было красть. От Кроога остались лишь стены и холм из серых камней, спускавшийся к реке, а за стенами – шалаши беженцев, которые из глупости или упрямства не желали покидать родные места.
Звено орнитоптеров приземлилось на небольшом холме, где еще недавно стоял дворец. Урза и Шараман покинули свои машины, но третий пилот остался в кабине, готовый в случае опасности тут же взмыть в воздух.
Урза переходил с места на место, периодически застывая в неподвижности, изредка переворачивал камни или перетирал пальцами пыль. Шараману казалось, что Урза пытается представить, какое именно здание стояло в том или ином месте и где бы мог находиться он внутри этого здания.
Они нашли груду камней. Здание, которым они когда-то были, сначала сожгли, потом взорвали, потом перебрали по крупицам и сложили в груду поодаль. Шараман догадался, что здесь располагалась «голубятня» и что захватчики перетряхнули все до последнего, выкопали все, что смогли, дойдя до самого гранита. Урза встал в центр круга, затем опустился на колени и закрыл глаза руками. Там, где стоял его дом, не осталось даже камня, к которому он мог бы прикоснуться.
В ворота потянулись люди. Шараман сначала забеспокоился, но затем понял, что это иотийские беженцы. Оставив Урзу предаваться воспоминаниям, Шараман вышел навстречу вновь прибывшим.
Лейтенант был в Крооге несколько раз – впервые он попал в столицу как летный курсант. Для мальчишки из восточных провинций город казался воплощением великолепия, а ему еще и повезло – по пути в Корлинду Урза сделал остановку рядом с селением, где он тогда жил, и его покатали на орнитоптере. Теперь ему казалось, что все это происходило в прошлой жизни, – могучий Кроог лежал в руинах.
Поговорив с беженцами, Шараман вернулся к Урзе. За ним шел мальчик.
– Командир, – тихо сказал он.
– А я еще бранил своего брата за то, что он ни одно дело не может довести до конца, – пробормотал Урза. Затем он краем глаза заметил Шарамана и, повернувшись к нему, встретил его уже Главным изобретателем. – В чем дело?
– Здесь люди, – сказал Шараман. – Они хотят знать, что им делать.
– Делать? – сказал Урза сдавленным голосом, – Что им делать? Скажи им, пусть отправляются на юг, или на восток, или на запад, или еще куда – в любое место, где, как им кажется, они будут в безопасности. Скажи, что здесь им нечего больше делать.
– Мне кажется, будет лучше, если вы сами скажете им это, командир, – сказал Шараман.
Урза взглянул ему прямо в глаза:
– И что я им скажу? Что я прошу прощения за, то, что не защитил их, что не оправдал их надежды? Что я в отчаянии, потому что меня не было с ними в тот день? Что я в отчаянии, потому что мой брат облапошил меня? Что я в отчаянии, потому что моя жена погибла, мой подмастерье пропал, а моя работа пошла прахом?
Голос Урзы становился все выше, и Шараман опасался, как бы Главный изобретатель не зарыдал. Но тот тряхнул головой и закончил: