«Вот с этим хуже, о своём полёте в Краскино я Кима не предупредил. Время для его ежедневного отчёта Москве ещё есть, было… Подумал что свяжусь с аэродрома по прилёте». Застёгиваю шинель на все пуговицы, затягиваю ремешки лётных очков — стёкла быстро покрываются мелкой водяной пылью. На часах полдень — должны быть уже в районе аэродрома.
— Антошка вызывает Подсолнух, Антошка вызывает Подсолнух. Приём. — В наушниках слышится громкий шум и треск.
Каждую минуту вызываю РЛС, которая по идее уже должна была начать свою работу на Новокиевском аэродроме, что под Краскино. Краем глаза, привалившись к стенке кабины, смотрю вниз — не появится ли разрыв в сплошной облачности, окутавшей землю и самолёт.
«Тишина… Точнее, сплошной шум».
Скручиваю потихоньку антенну, вставляю другой кварц и перехожу на запасную частоту на коротких волнах: шум в наушниках немного поутих, но РЛС попрежнему молчит.
«„Северок“ — не самолётная рация…. те, что скоро мы начнём выпускать по американской лицензии на радиозаводе Орджоникидзе, будут с частотной модуляцией в КВ и УКВ диапазонах. Там, конечно, уровень помех, создаваемых двигателем, будет намного ниже… Но всё равно, надо поговорить с мотористами, что могут сделать они со своей стороны»…
Рычагов начинает делать плавные развороты «блинчиком», плавно снижаясь, тоже видно понял, что мы где-то рядом с целью. Туман по мере снижения реже на становится, сдвигаю с уха один наушник и наклоняюсь к переговорной трубе..
— Опущусь метров до ста, — разговаривает как бы сам с собой ас. — если видимости не будет то летим обратно.
— Подсолнух ответьте Антошке, Подсолнух ответьте Антошке. Приём.
— Я — Подсолнух, я — Подсолнух, — вдруг минут через пятнадцать сквозь завывания и карканье в эфире прорывается чей-то голос. — слышу вас, Антошка. Приём.
— Нахожусь в воздухе где-то над вашим районом, как поняли меня? Приём.
— Вас понял, вы в нашем районе, приём.
— Сплошная облачность… если вы видите нас, то сориентируйте по месту. Как поняли? Приём.
— Вас понял…. — в наушниках громко и отчетливо зазвучал голос майора Сергеева начальника РЛС. — переключаюсь на круговой обзор. Приём.
И тут я понимаю, что последняя фраза майора прозвучала чисто, без помех. Мы проваливаемся вниз, сердце йокает. Лихорадочно срываю наушники и сквозь свист ветра слышу окончание фразы Рычагова, сказанной невозмутимым голосом: «… отрезало. Падаем». Но ещё до того момента, как я понял смысл этих слов, самолёт вырывается из молочного марева на свет и в десятке метров под нами блеснула зеленоватая водная гладь и поросшие лесом сопки.
«Рация»!
Щёлкаю выключателем, не отделяя анодную батарею сую «Северок» в сумку, второй — пустой накрываю радиостанцию сверху.
— Держись! — Кричит Рычагов.
Ещё успеваю ногами прижать сумку к спинке сидения лётчика, согнуться вперёд, насколько позволила шинель и ремни парашюта, и упереться руками во что-то впереди. Сильный сдвоенный удар самолёта о воду подбрасывает меня вверх, дальше — непередаваемое ощущение свободного полёта, земля и небо во время него несколько раз меняются местами, и неожиданно мягкое приземление на спину, которое всё же выбивает из груди весь воздух.
На мгновение тёплая мутная, пахнущая болотом вода заливает глаза и рот, но тут же сильные руки поднимают меня наверх, а сила инерции всё тащит вперёд, но и она пасует перед сплошной стеной озёрного камыша. Ошупываю себя: руки-ноги целы, позвоночник гнётся, голова? Что с ней сделается — наверное уже привыкла к своему беспокойному хозяину…
Освобождаюсь от парашюта, удобно устроившегося в подколенных ямках, и по дорожке, проложенной моим телом, заправив полы щинели за ремень, быстро, как мне кажется, двигаюсь к самолёту. Шаг, другой, третий… ноги вязнут в белесых вывороченных корнях камыша, руки обжигают колючие верхушки осоки. Двигатель самолёта наполовину зарылся в бурую тину, на винт намоталась зелёная борода, хвост — слегка приподнят.
В кабине лётчика какое-то шевеление, хватаюсь за край кабины и на руках с усилием, едва не потеряв сапоги, с трудом вырываюсь из объятий трясины: она нехотя, с громким чавканьем, отпускает меня.
— Паша, ты как? — Вглядываюсь в его мутные глаза. Лётные очки на шее, его глаза заливает кровь, струящаяся из под кожаного шлема, и он непослушными руками никак не может расстегнуть ремни парашюта.