С этими словами медиум встаёт сзади домохозяйки, расставляющей чашки на столе, и вытянув руки, приблизил указательные пальцы к её вискам, не касаясь их. Девушка не замечает его. Лосев делает руками движение назад и девушка, следуя этим движениям, начинает падать на спину. Он подхватывает её и опускает в стоящее рядом кресло.
— Она спит! — все повскакивали с мест и сгрудились вокруг.
— Господа, прошу вас, отойдите назад, — с этими словами Лосев поднимает руку девушки, отстёгивает галстучную булавку и делает ей несколько уколов.
Она никак не реагирует, медиум отпускает её руку, рука безжизненно падает.
— Видите, она спит, ничего не чувствует, — не разжимая губ говорит Лосев, обходит кресло, направляет вытянутый палец к её переносице и резко тычет в неё пальцем, — проснись, будь добра, всё забудь…
— Что такое? Что со мной? Кажется мне стало дурно… — девушка тревожно оглядывается по сторонам.
— Ну что скажете теперь, товарищ Чаганов, — торжествующе смеётся Улитовский, — есть гипноз или это «поповские выдумки»?
«Что-то физиономия домохозяйки кажется мне знакомой, — напрягаю свою „программу распознавания лиц“, — так и есть, соседка Лосевых по коммуналке, что на Петроградке… Жалко старика, если его сейчас опозорю, то куска хлеба могу лишить… А с другой стороны, вон как на меня смотрят „доценты с кандидатами“, изо всех сил скрывая ехидные усмешки, выглядит как подрыв авторитета власти»…
— Дмитрий Сергеевич, — выговаривает мужу бледная сухонькая хозяйка дома, — чай стынет, приглашай гостей к столу.
— Всё же я, товарищи, относительно гипноза своего мнения не меняю, — в два глотка приканчиваю душистый напиток из чашки, — насколько мне известно, никакой физической основы под этим явлением просто нет…
— Точнее, пока она не обнаружена, — возражает Улитовский, — я пробовал детектировать гипнотические волны в диапазоне дециметровых волн, безуспешно, но ведь в природе существуют еще сантиметровые и миллиметровые.
— Изучено вдоль и поперёк, в том числе и в одной из советских лабораторий, — отрезаю я, — никаких гипнотических волн не существует.
— Что же такое мы сейчас видели, голубчик Алексей Сергеевич? — близоруко щурится академик Рождественский.
— Фокус.
— Но как? Почему фокус? Вы знаете разгадку? — посыпалось со всех сторон.
— Знаю, — улыбаюсь я, — но пусть о ней расскажет Владимир Иванович, я вам сам могу показать подобный и даже посложнее. Хотите поучаствовать в сеансе телепатии?
— Хотим! — как дети подались вперёд убелённые сединой и средних лет учёные.
— Пожалуйста, — встаю я из-за стола, — у нас с моей невестой установлен постоянный телепатический канал связи. Сейчас я выйду из квартиры, а вы сообща придумаете сообщение, которое Аня будет мысленно передавать мне. Потом я вернусь в гостиную, телепатические волны не могут проходить сквозь стены, и слово в слово воспроизведу ваше послание. Согласны?
— Согласны!
— С целью уменьшения коэффициента отражения света, падающего на поверхность стекла, — напряжённо слежу за руками подруги, нервно теребящими брошку, в отражении стеклянной вазы, — на неё наносится тонкая плёнка вещества с показателем преломления меньшим, чем показатель преломления самого стекла…
В гостиной полная тишина.
— … Это, как я понимаю, послание мне от профессора Гребенщикова, — нарушаю паузу, не поворачивая головы, — он ведь в ГОИ главный специалист по просветлению оптики?
— Как вам это удаётся?! — хором вопрошают собравшиеся.
— «Ловкость рук и никакого мошенства», — наслаждаюсь видом сбитых с толку профессоров, — в прямом смысле. Мы с Анечкой используем язык знаков, когда, например, надо передать личное сообщение в людном месте. То, что стороннему наблюдателю кажется простым разминанием пальцев, является передачей закодированного сообщения: на руке пять пальцев, который может два состояния, быть согнутым и выпрямленным. Итого на одной руке два в степени пять или тридцать две различные комбинации, что отлично подходит для кодирования русского алфавита. Руки Ани были мне отлично видны в отражении от вазы. Всё!
— Здорово вы нас провели…
— А теперь, товарищи, — встаю со стула и поднимаю руку, — давайте поговорим о вещах серьёзных. Не скрою, что я приехал в Оптический институт вовсе не для того, чтобы участвовать в ваших торжествах, а для предложения сотрудничества между моим Спецкомитетом и ГОИ. Но узнав о том раздрае, что царит в стенах института, засомневался стоит ли игра свеч…
— Товарищ Чаганов, моя фамилия Теренин, — вскакивает со стула молодой высокий широкоплечий мужчина лет тридцати, — я занимаюсь… пока занимаюсь атомной спектроскопией, в частности спектрами редких земель, новое руководство создало в институте невыносимую обстановку, закрываются фундаментальные научные исследования, нас хотят заставить выполнять, по сути, функции надсмотрщиков за соблюдением технологических процессов и рецептуры на оптических заводах. Несогласных целенаправленно выдавливают из института, не гнушаясь самыми низкими действиями. Например, группа наших сотрудников в связи с двадцатилетием ГОИ была награждена орденами, в их числе и новый директор Чехматаев, а имени академика Рождественского, создателя Оптического института в списке награждённых не оказалось… Это подло!