– все вместе подхватываем куплет, оборачиваюсь назад и вижу застывшую в дверях Розалию Землячку в домашнем халате.
Москва, Большой Кремлёвский дворец.
Зал заседаний Верховного Совета.
6 апреля 1939 года, 18:00.
""Появление в зале членов президиума делегаты встречают бурными аплодисментами", – ноги сами подбрасывают тело вверх, а ладони начинают бить друг дружку, – эх, как было бы здорово, если б я мог отменить этот ритуал, ведь сколько времени пропадает зря? Не менее 20 %, я думаю… О, сегодня на вечернем заседании председательствует Киров".
– Объявляю заседание съезда открытым, слово для доклада имеет товарищ Молотов.
"Блин, и снова понеслось на пять минут".
Доклад Молотова во многом повторяет доклад вождя, просто в нём больше разных цифр. Киров опускает голову, видимо что-то читает, его примеру следует Вознесенский, он сидит в длинном ряду президиума слева, почти у выхода.
"Мне, конечно, почитать во время речи Предсовнаркома не удастся, люди не поймут, – устраиваюсь поудобнее на стуле, – а следовало бы"…
Две недели назад на "кировских посиделках" в его квартире Сталин с чувством повозил меня носом по столу: я оказался совершенно не знаком с трудами немецких философов 18–19 веков. Слыхал, конечно, фамилии Кант, Ницше, Шопенгауэр, Гёте, Гегель… Маркса даже давно изучал, как бы… Короче, мне было предложено в кратчайший срок ликвидировать этот пробел в образовании. Решил начать изучение первоисточников с "Фауста" Гёте, всё-таки стихи, попроще будет для начинающего, чем философский тракт, написанный заумным языком.
Начал читать вдумчиво, но через десять минут перешёл на скорочтение, запихав в себя текст. Затем перешёл к Гегелю, он хоть и идеалист, но хотя бы объективный, красиво звучит: "всё действительное – разумно, всё разумное – действительно". Встретив в процессе изучения почти родные понятия, "отрицание отрицания" и "диалектика", проникся к Гегелю уважением, при этом Шопенгауэра, как противника его учения, отверг с порога. Канта и Ницше оставил на потом, так как информация уже потекла из ушей.
"Скорее всего "посиделки" сегодня не состоятся, ведь съезд идёт, у секретарей ЦК горячая пора".
Сосед справа суёт мне в руку многократно сложенный клочок бумаги с надписью "Чаганову", разворачиваю её: "Встречаемся как обычно, Киров".
"Верный признак того, что в верхах всё спокойно. Не знаю уж какая обстановка была на прошлом съезде, но в дни пленумов Киров был очень занят, встречаясь за день с десятками людей".
Мельком взглянув на лампочку рамки металлодетектора, знакомый сержант ГУГБ, стоящий у входа на этаж, кивает мне и я по ковровой дорожке быстрым шагом по широкому коридору со сводчатым потолком спешу к двери новой квартиры Кирова, которая примыкает к кремлёвской квартире вождя. Стукнув ради приличия пару раз и не получив ответа, прохожу в маленькую пустую прихожую, из неё по узкому проходу в кабинет, откуда доносится взволнованный голос Кирова.
– Я думаю, Коба, что ты находишь у Булгакова глубину там, где её попросту не существует, – заметив меня, хозяин квартиры кивает на небольшой кожаный диван, – этот его роман есть ни что иное, как бульварное чтиво, где переплелись приключения, мистика и злобная сатира…
"Это он о каком романе"? – довольный как школьник, которого не вызвали к доске, тихонько опускаюсь на скрипучее сиденье.
– … у него там вообще нет ни одного положительного героя, только полюбившиеся ему образы жуликоватых управдомов, театральных администраторов и буфетчиков, для которых главное – деньги и иностранная одежда. Прямо второй Зощенко. Но особенно ему ненавистны его коллеги из театрально-писательского цеха. Он им и головы отрубает и квартиры громит и в Ялту забрасывает из Москвы нагишом…
"Мастер и Маргарита".
– … не роман, а кляуза в домоуправление, всё у него крутится вокруг "квартирного вопроса". Булгаков обыкновенный обыватель, которого начальство обошло при распределении благ и он затаил злобу на весь мир. Алексей, ты прочёл этот роман, что я послал тебе на прошлой неделе?
– Прочёл, Сергей Миронович.
– Интересно, что думает вы о нём думаете, товарищ Чаганов? – чиркает спичкой Сталин, прикуривая папиросу.
"Надеюсь, не раскрытый мною текст, что послал Киров, не сильно отличается от того, что давали мне почитать в середине семидесятых".
– Кхм, попробую изложить… Я как раз только что закончил "Фауста", товарищ Сталин, поэтому мне сразу бросилось в глаза схожесть даже не сюжета, а его затравки…