– Ничего не понимаю, – после очередных испытаний сокрушался Попов, – и там и тут одинаковые "кубы" одни зенитки работают нормально, другие танец святого Витта исполняют, – просто мистика какая-то. От температуры не зависит, зимой и летом – одним цветом.
– Проверь снова расчёты на устойчивость, – советовал я.
– Десять раз проверял, по графикам устойчива и с большим запасом по фазе.
– "Кубы" переставляли?
– Переставляли, перерегулирование от регулятора не зависит.
– Двигатели?
– Тоже, но тут ещё страннее, перерегулирование иногда следует за мотором, иногда – остаётся с пушкой. Понятно, что этот эффект возникает из-за того, что зенитка должна крутить стволом быстрее, чем пушки основного калибра, но не понятно как это лечится. Будущее светило отечественной автоматики с надеждой смотрит на бывшего студента, учившегося по его книгам.
"Смешно, но назвался груздем"…
– Веди меня, Евгений, в свою обитель, будем проверять одну мою мыслишку.
– Как всё просто, – разочарованно вздыхает Попов через полчаса, когда "плохая" пушка стала "хорошей", – столько времени потеряли, а надо было просто ввести параллельное корректирующее устройство.
"Мой косяк, надо было уже давно посмотреть в чём у них затык, всё на бегу, времени нет".
"Так, это я отвлёкся… выступает не директор и не главный инженер, а ведущий конструктор завода?8 Григорий Дмитриевич Дорохин, разработчик 85-миллиметровой зенитки… что 3К уже не актуальна?… Кулик хочет больший калибр… трёхдюймовка на бронепоезд не идёт, будет выпускаться малой серией для установки на больших Ярославских грузовиках с ручным наведением. А зениткой радиолокационным прицелом и автоматическим наведением станет Дорохинская 52К… да хоть сто миллиметровую давай, у нас всё готово".
Глава 3
Монголия, Улан-Батор,
Полевой аэродром 100-й смешанной авиабригады.
30 апреля 1939 года, 11:00.
– Идём на посадку, – старается перекричать шум двигателей Голованов. Наш "Дуглас" по широкой дуге обходит цепь невысоких покрытых кустарником гор, закрывающих с севера Улан-Батор, и начинает плавное снижение на относительно ровную широкую площадку, где-то изумрудную от травы с яркими красными пятнами цветущих маков, но в основном с желтоватым оттенком от начинающего уже по-летнему припекать солнца.
"И не надеялся, что в обозримом будущем мне удастся подняться в воздух, последний полёт с Рычаговым в районе озера Хасан, казалось поставил на этом крест… однако человек полагает, а товарищ Сталин располагает".
Еще вчера вечером, выходя из вагона на вокзале в Чите, рассчитывал с утра вместе с прибывшим ранее из Владивостока Романом Кимом начать проверку работы мобильного пункта дешифровки. В Москве он был спешно оборудован в обычном пассажирском вагоне, прибыл в Читу неделю назад и сейчас стоял на дальнем пути под усиленной охраной сотрудников местного НКВД. Впрочем нарушение планов началось раньше ещё в пути, когда мы были на полпути между Улан-Уде и Читой.
– Алексей, – бледный как смерть Пятницкий, мой сосед по купе, с трудом разлепил спёкшиеся губы, – плохо мне…
– Что с вами, Осип Аронович? – вешаю мокрое полотенце и набрасываю спортивную майку на раскрасневшееся от холодной воды тело.
– …язва проклятая.
– Я мигом за доктором.
– Товарища Пятницкого нужно срочно в больницу, возможно прободение язвы желудка, – поворачивается ко мне пожилой врач после осмотра пациента, – но, пожалуй, до Читы ничего подходящего нет. Я дал ему снотворное, остаётся надеяться, что эти четыре часа он сможет вынести… Было бы неплохо дать туда телеграмму, чтобы на вокзале поезд встречала карета скорой помощи.
– И в Москву, товарищу Сталину, – шепчет Пятницкий, когда дверь за доктором закрылась, – вот, товарищ Чаганов, его личное письмо товарищу Мао-цзе-дуну, отвечаете за него головой…
"За Мао-цзе-дуна"?
– Товарищ Мао – генеральный политкомиссар Китайской Красной Армии, – принимаю из дрожащих рук Пятницкого большой конверт, запечатанный сургучём, – член Политбюро ЦК Коммунистической партии Китая… он завтра пребывает в Читу из Яньаня… вы как член ЦК передадите это письмо ему…
– Не беспокойтесь, товарищ Пятницкий, передам, – снова повторяю эти слова уже на перроне в Чите, когда два дюжих санитара укладывают больного на стоящие у дверей вагона носилки.
– Товарищ Чаганов, – кричит издалека капитан с железнодорожными петлицами, – вас по ВЧ вызывает Москва! Я провожу вас к телефону.