– Без пяти! – супруга бросается к гардеробу, в её голосе слышатся панические нотки.
– ХояевА, есть кто живой! – из прихожей доносится знакомый голос.
– Добро пожаловать, Николай Сидорович, – жму руку слегка пополневшему Власику.
– Куда нести? – он кивает на стоящего в дверях сержанта госбезопасности с множеством бумажных пакетов, пахнущих тропическими фруктами и специями.
– Сюда в гостиную.
Начальник охраны вождя, идя по коридору по деловому заглядывает в комнаты, останавливается у закрытой двери и вопросительно глядит на меня, в этот момент она распахивается и на пороге появляется Оля в белом шёлковом платье, подсвеченном сзади ярким летним солнцем. Власик с сержантом жмурятся и замирают с открытыми ртами.
– Ну, где тут наш именинник? – поворачиваюсь назад и вижу смеющегося Кирова и невозмутимого Сталина, неслышно подошедших сзади.
"Блин, о собственном дне рождения забыл… конспиратор. А сзади там кто? Будённый, Ворошилов в маршальской форме, Голованов с Берзиным, прилетели уже из Монголии, значит… Берия в до блеска вычищенных сапогах с квадратным носком, всё, кажется… сюрприз".
– Прошу, товарищи, всех в гостиную, – язык прилипает к нёбу.
"Юбилей вроде в прошлом году был, 26 лет – некруглая дата".
Пока здороваюсь с гостями, в квартире появляются подавальщицы из комбината питания в белых передничках, накрывают белой скатертью обеденный стол, быстро расставляют приборы и бокалы из шкафа. Откуда-то появляются дополнительные стулья.
– Из кухни стол несите, мест не хватает, – подкручивая усы, командует ими Будённый.
Через пять минут был накрыт стол, который разделил небольшую комнату надвое. Грузинские блюда из ресторана "Арагви", соседствовали на нём с русскими закусками, рядом с вином в зелёных бутылках, появились белоголовые. Мы с Олей оказываемся напротив Сталин, который занимает место в середине стола.
– Ну поскольку у нас хозяин дома, является именинником, – негромко начинает Сталин тоном, которым обычно открывает заседания, – то тамадой будет товарищ Киров, наливающим вино… товарищ Голованов, он у нас сам всё равно не пьёт. Возражений нет?
– Ну поскольку… – Сергей Миронович пережидает взрыв смеха и берёт в руку рюмку белой, – присутствующие избрали меня тамадой, то слово для первого тоста я представляю… себе…
– Имеешь полное право, – кивает Берия.
– … Встретились мы с именинником почти пять лет назад, – в гостиной наступила полная тишина, – в ситуации, которую Коба охарактеризовал очень метко: "комсомолец своей грудью закрыл секретаря ЦК от пули члена партии". Слава нашим врачам и крепкому организму "комсомольца", он выжил. Другой на его месте после выздоровления посчитал бы, что ухватил жар-птицу за хвост, но не таков он наш Алексей. Вместо почивания на лаврах он стал работать за троих, учиться за десятерых… все как один, кого не спроси, профессора с академиками говорят, что Чаганов самый талантливый учёный из молодёжи, кого они когда-либо знали!…
"Стыдно-то ка-ак, – прячу глаза в тарелке с долмой, рука сжимает ножку бокала с вином, – забудь, чего уж теперь… интересно, а как тут принято, "тостуемый" пьёт до дна"? Киров начинает разворачивать свою мысль, в ход пошли "чагановская бутса" вперемежку с армейскими радиостанциями…
– … и много ещё чем невиданным и неслыханным доселе, – благоразумно не вдаётся он в технические подробности, – предлагаю выпить за Алексея, есть кому заменить в нашей стране нас стариков!
Под высокими потолками зазвенели бокалы и рюмки под одобрительный шум собравшихся и кряканье самых нетерпеливых.
""Тостующий" выпил до дна, наверное и я должен"?
Смотрю на вождя, тот подносит бокал к губам, делает маленький глоток и ставит его на стол.
"Буду пить как Сталин, как лекарство, – как он добавляю себе "Нарзан", Голованов хитро подмигивает мне, – стоп, а что это? Лимонад Лагидзе! Значит сегодня обойдусь без головной боли".
Поднявшийся вслед за Кировым Сталин отметил моё "чуткое руководство" заводом телевизоров, а в конце тоста подарил мне книгу, завёрнутую в бумагу, мол, потом посмотришь. Затем поднялся раскрасневшийся Ворошилов, за ним Будённый, но больше всех удивил Берия: оказывается у меня сегодня действительно юбилей – 25 лет, а не 26. Нарком внутренних, заинтересовавшись моей родословной, обнаружил соответствующую запись в одной из церковных книг: 17 июля 1914 года. Обнаружилась и повитуха, принимавшая роды, которая сразу же опознала меня по фотографии и добавила, что с того самого момента не сомневалась в моём блестящем будущем. Близких родственников, как и дальних, НКВД обнаружить пока не удалось.