– В Ленинграде сосредоточено до четверти всей промышленности Союза, – цедит сквозь зубы Предсовнаркома, неприязненно глядя на меня, – финны со своей территории могут обстреливать его из дальнобойных пушек.
– А я не предлагаю мириться с этим, если мы не можем добиться переноса границы дипломатическим путём, – голова Молотова нервно дёргается, – то будем решать военным. Я всего лишь прошу отодвинуть начало военных действий на начало февраля…
– А если Финляндия, без оглядки на ваши просьбы, нападёт на нас сама? – снисходительно бросает он.
"Юпитер, ты сердишься – значит, ты неправ".
– Если Финляндия нападёт, – подаёт голос Киров, – то с нас и взятки-гладки, но готовы к такому повороту мы быть должны.
– Оставим это пока, – Сталин поднимает руку, – вернёмся к каталитическому крекингу нефти. Академик Ипатьев прислал мне записку, в которой настаивает, что его надо развивать ускоренными темпами и именно из бакинской нефти. Такая установка кроме авиационного бензина выдает лёгкие побочные продукты, которые могут стать сырьём для производства машинных масел и синтетического каучука…
"И кучи полимеров, включая полиэтилен".
– …Термический крекинг всего этого не даёт. Он считает, что установки "Гудри", те самые каталитического крекинга, которые мы не можем купить, – это тупиковый путь, так как катализатор быстро зашлаковывается и производство надо останавливать для его очистки, выжигания шлака. Установка, которую предлагает создать академик, не требует остановки производства, катализатор будет в ней очищаться непрерывно…
"Работы там – море разливанное, но другого выхода нет".
– … Вот здесь, – Сталин подходит к письменному столу и берёт листок бумаги, – список необходимого оборудования, которое должно быть закуплено в кратчайшие сроки. НКВД и "Амторг" получили такие же.
Москва, завод "Темп",
улица Большая Татарская, 35.
28 июля 1939 года, 10:00.
– Мы по очень срочному делу к товарищу Чаганову, – судя по усталому тону, профессор Фриш произносит эту фразу уже не в первый раз.
– Повторяю, – бесстрастно и тоже видимо не в первый раз отвечает Валентина, дежурный комендант "НИИ ЧаВо", возвращая документы, – на вас пропуск не заказан, звоните в секретариат, внутренние телефоны позади вас.
– Но вы хотя бы скажите, Алексей Сергеевич на работе или нет?
– Доброе утро, Валя, выпиши пропуска товарищам, – пожимаю руки гостям из Ленинграда, Фришу и Максутову.
– Что же это за срочное дело? Недели ещё не прошло, как мы встречались у вас, Дмитрий Дмитриевич, в ГОИ. Неужели, Сергей Эдуардович, решились на переезд в Москву?
– Увы, товарищ Чаганов, – Фриш начинает слегка задыхаться, пытаясь не отстать на лестнице от нас с Максутовым, – сожалею, я не могу оставить ГОИ и Университет.
"Нет – так нет, но тогда придётся ездить в столицу, чтобы поработать с лазером".
Вернувшись в Ленинград после встречи с Марджори Пост и имея в запасе три часа до поезда, заглянул в ГОИ всё-таки уговорить Фриша переехать в столицу. Профессор попросил ещё времени на раздумья и между делом представил мне Дмитрия Дмитриевича Максутова, высоколобого сорокалетнего завлаба астрономической оптики, находившегося в тот момент в кабинете директора. Фриш предложил ему показать мне свою лабораторию.
"Телескоп Максутова! Тот это Максутов или не тот? Изобретён он уже или нет? Как проверить?" – раздумывал я, следуя за завлабом и разглядывая различные астрономические приборы, с трудом разместившиеся в небольшой комнате.
В голове у меня неожиданно всплывает чертёж всё из той же книжки, замусоленной руками юных астрономов нашего школьного кружка.
– Скажите, Дмитрий Дмитриевич, – останавливаюсь у одного из столов, – насколько я знаю, что существуют два типа телескопов: рефракторы и рефлекторы, ведь так? Если кратко, в чём их достоинства и недостатки?
– Всё верно, товарищ Чаганов, – оживился немного волнующийся Максутов, – телескопы разделяются на линзовые – рефракторы и зеркальные – рефлекторы. В соответствии с этим астрономы и оптики также разделились на два непримиримых лагеря сторонников рефракторов и сторонников рефлекторов…