Сын его и гоблин, сидя вместе на коврике у очага, пили мятный чай.
После этого мальчик продал дом, накупил на вырученные деньги товаров, сделался богатым купцом, и обе золотые птички остались у него.
На этом Пуговица оборвал свою напевную речь и моргнул пару раз, словно пробуждаясь от сна.
— Тут и сказке конец.
За другими столиками начали перешептываться, послышался женский смех. Мэри встрепенулась — она тоже, несмотря на свое нервное состояние, успела погрузиться в какой-то странный полусон.
— Что за чушь? — Ориан вылез из-за стола и навис над гоблином. — Что это за история? В ней же никакого смысла нет!
Гоблин неожиданно расплылся в широкой острозубой усмешке.
— По мне, так очень даже есть, молодой господин.
— Почему они сидели и пили чай? И почему гоблин должен был пересчитать семена?
— Ночью мальчик встал, увидел рассыпанные на полу семена, испугался, что отец поругает его за беспорядок, и подмел их.
Молодой Дурман насупился, сделавшись гораздо менее красивым и взрослым.
— А с чего мальчик продал дом? Куда девался его отец, и откуда взялась вторая птичка? — Он сгреб гоблина за плечо, и тот, качнувшись, ответил:
— Таковы все гоблинские сказки. Разве вы не догадываетесь сами, что случилось с отцом мальчика, который хотел одурачить гоблина и потерпел неудачу? Не догадываетесь, откуда взялась вторая птичка?
Женщина засмеялась снова, и к ней присоединились другие, в том числе и Цветы средних лет. Ориан, бросив на них гневный взгляд, тряхнул гоблина.
— Думаешь, что выставил меня дураком?
Пуговица промолчал, но Мэри чувствовала, как потрескивает заряженный насилием воздух. Она достала «кукушку», развернула ее, сунула в карман и крикнула Ориану:
— Довольно!
— Ага! — торжествующе вскричал лорд. Друзья подались к нему — возможно, чтобы остановить, — и в этот самый момент под ноги гоблину скатился какой-то довольно тяжелый предмет. Ориан подобрал его и зажал в кулаке, который сразу загорелся дымным желто-зеленым светом. — Это что у тебя, а?
— Ничего. — Гоблин тщетно пытался разжать пальцы юноши, чтобы вернуть пропажу. — Всего лишь болотный огонек, чтобы освещать дорогу домой.
— Оставьте его, — сказала Мэри, но так тихо, что сама себя не расслышала.
— Да ну? По-моему, это очень напоминает оружие. — Дурман повернулся к своим друзьям и другим посетителям. — Что скажете? Разве указ Совета не запрещает гоблинам и прочим лишенным гражданских прав носить оружие? Сходи-ка за констеблями, — велел он одному из своих спутников, удерживая вырывающегося Пуговицу на вытянутой руке. — Думаю, они этим заинтересуются... — Внезапно он вскрикнул и затряс рукой, пытаясь освободиться от того самого пленника, которого так крепко держал. — Проклятый живогрыз! Он кусается! Убью! — В другой его руке сверкнул тонкий, но длинный кинжал.
Мэри выхватила пистолет, намереваясь только попугать буяна, в крайнем случае пальнуть в потолок, но тут в таверну ввалился необычайно длинный и тощий оборванец с глазами и ртом, широко раскрытыми от ужаса или боли. Мэри в растерянности опустила оружие. Оборванец, шатаясь и постанывая, брел прямо к Ориану и гоблину. Руками он сжимал виски, как будто кто-то наслал на него жестокую головную боль. Лорд отпустил гоблина, оглядывая пришельца. Усмешка на его лице говорила о том, что этого нового противника он всерьез не принимает.
— Никак гоблинский заступник? — осведомился он, подняв повыше свой нож.
— Стой! — крикнул неизвестный. — Оставь его! Уйдите из моей головы, вы все! — Его голос превратился в визг. Что- то грохнуло в зале, и ослепительно-белая вспышка сменилась полной тьмой.
На одно безумное мгновение Мэри подумала, что это она нечаянно нажала на спуск, но даже «кукушка» не производит такого грохота. Эхо, болезненно отдающееся в ушах, наконец утихло, но Мэри по-прежнему ничего не видела.
Стоя на коленях, она шарила руками по полу, неизвестно что отыскивая. Слышались крики — множество криков.
— Кто выключил свет, канальи? — Чья-то рука ухватила ее за ногу. — Кто здесь?
— Это я, Можжевельник. Значит, это просто свет погас? Я уж думала, что ослепла.
— Опять авария, чтоб ей.
— Хвала Роще. Я думала, у меня глаза вытекли.
Свет включился несколько минут спустя. Почти все, кто был в таверне, как ни странно, остались на месте — в том числе и Ориан Дурман. Он лежал на полу навзничь с перерезанным горлом, окруженный широченной лужей крови и пива. Рука, в которой он недавно держал гоблинский фонарик, вместо кисти заканчивалась черным обрубком.
Вид у трупа был крайне удивленный.
— Беда, — сказала Мэри Можжевельнику. — Хуже не бывает.
Гоблин и длинный, само собой, исчезли.
Беда нарастала медленно, но Мэри не сомневалась, что очень быстро она наберет скорость. Как-никак у нее в заведении убили сына советника, хотя никто не понимал толком, как это произошло. Даже полная ее невиновность и тот факт, что глупый молокосос сам напросился, мало что будут значить, когда государственная машина придет в движение. Впрочем, следователь, который ее допрашивал, казался не очень злым, и Мэри позволяла себе надеяться. Когда она рассказала ему все, что помнила о гоблине, он скептически скривил рот.
— Но у вас есть его имя, если он только не солгал, — заметила Мэри. — А гоблины, говорят, никогда не лгут.
— Лгут все, что бы там ни рассказывали о гоблинах. Суть не в этом.
В городе, объяснил следователь, находится сейчас двадцать или тридцать тысяч гоблинов из клана Пуговицы, и не меньше половины из них в какой-то период своей жизни прозываются Чумазыми. Это все равно что разыскивать кого-то по имени «эй ты».
Констебли, сняв показания со всей обслуги и посетителей, ушли, а Мэри с Можжевельником остались разгребать грязь. Лишь через несколько часов после того, как убрали тело молодого Дурмана, она сообразила, что гоблин, несмотря на поспешность своего бегства, успел не только прикончить Ориана, но и прихватить заработанные им жаркое и эль.
12