(Герман САДУЛАЕВ)
* * *
Первый раз в этом городе она надела джинсы, запрятала волосы под шапку Бека. Бесформенный свитер до колен нашёлся у Люции Карловны, смотревшей на неё печально и тревожно. Она крепко обняла старушку.
Никогда ещё ей не приходилось выходить из интерната по ночам.
а мы пойдём с тобою, погуляем по трамвайным рельсам
посидим на трубах у начала кольцевой дороги
...Уже привычные днём, ночью развалины казались просто страшноватой декорацией к компьютерной "стрелялке". Поднявшийся ветерок дребезжал среди ржавых арматурин там, где когда-то были дома. Пятна граффити на смутно белеющей впереди длинной стене, прыгая, сливались в непонятные буквы. Пацаны скользили в темноте, как призраки. Она плелась сзади, изо всех сил заставляя одеревеневшие ноги двигаться быстрее.
когда Коран писали, минных полей ещё не было
вперёд, Фатима
Ей не хотелось и думать о том, что несёт Бек за пазухой. Но когда он остановился за очередным углом и нетерпеливым шепотом спросил "ну, куда?", то её вдруг озарило - так, что она нервно прыснула.
- Ты чего? - даже испугался Бек.
чаво-чаво... а ничаво!
нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам
...На рассвете, когда фугас, аккуратно опущенный в помойный бак возле Центрального РОВД, наконец рванул, а в разбитые окна РОВД полетел весь скопившийся там мусор, - они бросились бежать со всех ног. И только когда взбудораженный квартал остался позади, рухнули в сухой бурьян, как подкошенные, задыхаясь от хохота.
- Во получилось! Къамел дац!.. - наконец выпалил Бек. - Базару нет! В следующий раз надо будет ещё что-нибудь... Талгатовна, ты чего?
- В следующий раз?!
Она сама не поняла, как, взметнувшись, вцепилась ему в воротник затрещавшей рубахи и вздёрнула на ноги легко, как куклу.
- Это был последний раз! Понял?! Последний! Только посмей! Можешь убираться тогда! Прямо сейчас! Ну?
Он встряхнула его так, что голова у него мотнулась.
- Решай!
Повисла тишина.
Бек исподлобья глянул ей в лицо, потом отвёл глаза:
- Пусти... рубашку-то порвёшь, самой ведь зашивать...
* * *
"За отказ проверяться на блокпосту
(штаны не снимешь при сёстрах, мусульманин?)
расстреливали на месте,
за следы ремней на коже
расстреливали на месте,
если прячешься или убегаешь,
расстреливали на месте,
за хранение оружия
расстреливали на месте,
за сокрытие ценностей, денег, когда приходили грабить,
(а грабили повсеместно)
расстреливали на месте.
Заступающихся за близких
расстреливали на месте.
Как там у Толстого: "Война? Какая война?
Живорезы, вот и всё".
(Михаил СУХОТИН)
* * *
Когда ещё сильнее похолодало, и пластилиновая грязь, днем жирно чавкающая под ногами, стала по вечерам схватываться морозцем, больше всего она боялась, что дети начнут болеть. Лекарств у них было по минимуму, самых простейших, тех, что она привезла с собой - типа аспирина и фталазола, да ещё у Люции Карловны оказался запас трав, которые та собирала и сушила на чердаке всё лето. Она с тревогой прислушивалась, не кашляют ли малыши, но те лишь привычно размазывали сырость под хлюпающими носами. Она и сама то и дело шмыгала потёкшим носом, да машинально расчёсывала ладони, на которых трескалась кожа - авитаминоз. Дальше этого дело не заходило.
И вдруг, буквально за какие-то сутки, слёг Артур.
Самым страшным был даже не лающий кашель, от которого его буквально выворачивало наизнанку, - самым страшным был жар, накалявший старенький, обмотанный замусоленным лейкопластырем, градусник.
Они с пацанами устроили Артура в отдельной маленькой комнатушке внизу, завалив его одеялами и притащив побольше питья, заваренного перепуганной Люцией Карловной.
сохнут волосы, метёт метла
в кобуре мороза пистолет тепла
у дешёвой пищи запоздалый вкус
я забыл вмешаться и спросить, зачем