А потом красные снаряды упали на зеленые поля. Грохот взрывов донесся до людей Аронии, от ярких вспышек щурились. Но все равно все глядели в сторону вражеского лагеря.
А там, казалось, само пространство плавится от мощи приведенных в движение стихий. Из пламени вырывались чудовищные протуберанцы, жадно облизывающие почву, спекая ее до состояния камня, а кое-где обращая в полыхающую магму.
Искоренитель хмыкнул вновь, когда вспышки новых ударов прекратились. Там, где был лагерь Крэланда, сейчас висело черное облако сажи, и оставалось ждать, пока оно осядет. Тогда уже можно будет пустить вперед бойцов Аронии — чем больше будет свидетелей мощи Аркейна, тем сильнее будут позиции ордена в грядущих переговорах с капитулом.
Выжженное пятно вокруг эпицентра атаки едва заметно чадило — расплавленная почва горела, лопался камень, дрожал раскаленный воздух. Но вот подул ветер — естественный, не магический, и взорам наблюдателей открылся…
Совершенно целый лагерь. Зеленые щиты исчезли, и теперь их место занимала постепенно проступающая из смога эмблема. Вот обнажился внешний круг, от которого тянулись линии контура узнаваемого женского тела. За ними проступила голова, лишенная лица, но венчающаяся звериными ушами.
— Это что такое?! — со злостью брат Крови схватил искоренителя за ворот плаща и встряхнул так, что у того зубы лязгнули. — Что это такое, я тебя спрашиваю, ублюдок?!
Но ответить искоренитель не успел. Эмблема Марханы вспыхнула ярче, поднялась в воздух и, повернувшись к отряду теократии, выплеснула поглощенную при атаке магию.
Внешне это никак не проявилось. Неодаренные вообще ничего не заметили до самого последнего момента, когда стало поздно. Эфир, расположенный между лагерями крэландцев и аронийцев, просто, казалось, слегка дрогнул. А лагерь теократии пошел короткой рябью, чтобы через секунду все находящиеся в нем обратились в застывшие каменные изваяния.
Богиня магии явила себя миру.
Херцштадт, личные покои председателя королевского совета.
Брат Томаш лежал в кровати, глядя в потолок. Он почти не моргал, слепо смотря прямо перед собой, пока руки машинально перебирали небольшие четки, вырезанные из простого дуба. На них не было ни чар, ни рисунков, всего лишь деревянные кругляши.
Старший брат Райога раздумывал, и никто из его приближенных ни за что не догадался бы, о чем мыслит столь сильная и влиятельная фигура Крэланда. Сам Томаш велел не беспокоить его этой ночью, перенеся даже самые важные вести на утро.
Впервые за долгие годы он заперся в себе, закрывшись от мира и полностью настроившись на анализ последних событий. Конечно, братья утверждали — во всяком случае в Крэланде — что так нужно делать ежедневно перед сном, чтобы убедиться, что прожил сутки достойно. Но чем выше ты взбираешься по социальной лестнице, тем меньше времени у тебя остается на самоанализ.
Верил ли брат Томаш в существование Райога? Конечно. Как в некую силу, что создала Эделлон, населила его живыми существами, людьми. Верил ли священник, что после смерти предстанет перед создателем, и тот начнет копаться в прошлом своего последователя? Ни разу.
А теперь, когда Мархана, эта проклятая темная богиня, которую орден так рьяно обвинял в катаклизме Катценауге, не просто вышла из тени, где скрывалась все это время со своими верующими, но и запросила признания… Да, через тот же орден, но со слов доверенных лиц Томаш знал — женщина со звериными ушами действительно существует. И она действительно богиня.
Но раз есть одна, то что мешает быть и другим? Что тогда брат Томаш расскажет Райогу, когда создатель всего начнет задавать вопросы?
Это тревожило уже немолодого Равена, ведь даже будучи одаренным, он прекрасно осознавал — его жизнь конечна. И если в Крэланде он еще мог на что-то повлиять, то даже в пределах Эделлона все его потуги смехотворны. Так достойно ли ты прожил жизнь, которую я подарил тебе, спросит Райог. И что сможет ответить Томаш?
Глаза, остававшиеся слишком долго неподвижными, заслезились, и председатель королевского совета несколько раз моргнул. А когда не помогло, вытер лицо рукой. Ему было страшно, и сам себе Томаш мог в этом признаться.
С одной стороны, он вел жесткую политику, подводя свой родной клан к величию. И благодаря этому в том числе Равены не только удержали трон, но и теперь фактически подмяли под себя всю страну, завязав все на верных до гробовой доски людях. Да, в ходе борьбы кто-то погибал, но это было неизбежно.