Не дожидаясь построения основных сил и презирая все каноны воинской дисциплины, поток закованной в сталь жандармерии, визжа и улюлюкая как на кабаньей охоте, устремился вниз прямо в центр позиций изготовившегося противника.
Признаться, за триста с лишним лет Гордиан многое видел, однако атака жандармов заставила затрепетать его сердце.
Первым, что заполнило ум, был ужас, однако затем, когда спазм первобытного страха немного отпустил, пришло восхищение! Говорят, красота есть синоним целесообразности и совершенства. В данном случае речь шла, безусловно, о смертоносной целесообразности и смертельном совершенстве.
С развевающимися плюмажами, в алых гвардей-ских плащах и сверкающих полировкой золоченых кирасах, эти всадники казались демонами возмездия, явившимися, чтобы карать и разрушать. Они приближались к рядам кулеврин на огромной ско-рости, почти немыслимой для этого примитивного мира, не знавшего железных дорог и автомобилей, не говоря уже о воздушных судах. Они летели, воздев к небесам холодные, сверкающие клинки своих палашей, на каждом из которых притаилась смерть.
Впрочем, стремительность натиска гвардейской кавалерии была относительной. Конечно, на Гора, впервые оказавшегося на поле боя таких примитивных армий (до этого ему «счастливилось» участвовать только в космических баталиях, где лица противников ты видишь лишь на голографическом экране, и то, если во время дуэли линейных кораблей ведутся переговоры), потрясающий вид несущейся прямо на него кавалерийской массы не мог не произвести впечатления! Однако более опытный и бывалый рубака без труда заметил бы, что кочки, обильно покрывающие территорию бывшего обширного Ташского болота, так мешавшие тащить кулеврины, существенно замедляют гордый бег гвардейских лошадок и те выдают едва ли две трети от скорости своего знаменитого галопа.
К тому же всадникам мешали не только кочки. Поскольку жандармы атаковали строй своего врага в полном одиночестве, их могучее каре существенно растянулось и широкие ряды стали отличной мишенью для рабских мушкетов и орудий.
Лейтенант Самсон дал отмашку – и кулеврины плюнули картечью! Десятки тел, получив свинцовый подарок, вылетели из седел. Многих разорвало на части вместе с лошадьми, однако ряды гвардии не дрогнули. Состязаясь друг с другом в удали, они по-прежнему неудержимо неслись на сервов.
Гор и Никий выстрелили одновременно. Расстояние было подходящее, однако бешеный темп, в котором разворачивалась баталия и сказавшееся нервное напряжение не позволили им увидеть, поразило ли кого-то конкретно их выстрелами, поскольку вместе с ними, отлипнув от орудий, дали залп из пистолей и мушкетов артиллеристы ближайших расчетов.
А Самсон уже дал команду к следующему маневру. Как и полагалось после первого залпа, артиллерийская прислуга с центральных орудий побежала, понукаемая своими старшинами, и спешно укрылась за лесом из пик и мушкетов. Подхватив свое оружие, Гор и Никий устремились с организованной волной отступавших артиллеристов в промежуток между караколе мушкетеров, терциос пикинеров и далее, в резерв за вторую линию.
Боже! Ноги несли Гордиана так, как не носили никогда. Инстинкт самосохранения был в нем силен всю его долгую жизнь, как и у любого человеческого существа, умудрившегося прожить триста с лишним лет. Однако он не ожидал, что когда-нибудь будет спасаться от смерти бегством с таким животным энтузиазмом!
К физической гибели он всегда, даже когда у него еще не имелось прав и средств на Хеб-сед, относился достаточно спокойно. По крайней мере, он так думал до сегодняшнего дня. Видимо, есть в кавалерийских атаках что-то, что сильно пробуждает в атакуемых пронзительную жажду к существованию!
Наступая на пятки улепетывающих артиллеристов, кавалерия пролетела осиротевшие пушки и устремилась на нового врага – караколе мушкетеров.
Грянул залп. Затем еще. Атака кавалерии была необычайно стремительной, и стрелять долго не представлялось возможным. Однако от картечи и мушкетных пуль полегла едва ли не треть всадников!
Как и артиллеристы минуту тому назад, мушкетеры, отстрелявшись, похватали свое оружие и, сверкая подошвами ботфорт, организованно устремились в пространство между квадратами пикинеров. Гвардия наседала.
– Идиот! – заорал Жернак и дал сигнал к атаке своим солдатам.
Медлить было нельзя, иначе пехота противника просто раздавит гвардейцев всей своей нешуточной массой. И не выстроенные еще королевские пехотные полки двинулись вперед, дрожа неровными рядами и расстраивая шеренги.
Марш в раздрай! При грамотном использовании конная гвардия была решительной силой, в девяти из каждых десяти случаев обеспечивавшей победу в полевых баталиях, но сейчас… сейчас все происходило не так.
– Пикинерам – к бою! – скомандовал Трэйт, и команда его полетела вдоль рядов, повторяемая офицерами.
Частоколы пик опустились. Двухметровые пики, упертые в землю и прижатые правой ногой каждого бойца к влажной траве и кочкам, а обеими руками направленные на атакующего всадника, стали смертоносными жалами.
Слишком широко развернулось атакующее каре жандармерии, и потому, достигнув своего презренного противника, гвардейские эскадроны уже не имели необходимой силы и глубины.
На другом поле и при другом раскладе они смели бы и пикинеров, погнав их по вытоптанной земле и топча копытами. Но что за атака, когда четыре ряда, даже конных, атакуют сорок рядов? Не атака, а смех.
Смех?!
О, нет, господа.
Последовал страшный удар, отразившийся внутри каждого, кто стоял в тот день в пикинерских шеренгах! Удар грудью в грудь. Лошадиной грудью в грудь пехотинца и в острие его пики! Кураж гвардейцев был велик, и они смяли первые шеренги сервов, как человек сминает траву сапогами. Рухнул первый, второй и даже третий ряд, жандармы врубались в гущу пехоты!
И тут же их стаскивали с лошадей, забивали насмерть, затаптывали ногами.
Видя избиение кавалерии, сенешаль велел пехоте ускорить движение. Захлебнувшись громогласным боевым ревом, королевские солдаты бросились на врага бегом.
Бежали с горки, однако даже и с горки бежать в кирасе, с двухметровой пикой да с болтающимся на бедре мечом – удовольствие ниже среднего, и дыхание сбивается очень быстро. Мушкетеры Жернака вообще отстали, да и что им было делать в такой толчее, когда из-за отсутствия строя и промежутков между построениями нет возможности после залпа отойти за спины защищенных доспехами пикинеров и предстоит рукопашная, в которой мушкетам – не место? Атакующая масса, ощетинившись тяжелыми пиками, окончательно смешала свои ряды и стремительно приближалась к противнику…
Гор остановился только у самого лагеря. Артиллеристы без потерь добежали туда же вместе с ним. Раньше остановились мушкетеры сервов. Они вы-строились сразу за вторым рядом пикинерских квадратов, теми же вытянутыми прямоугольниками ка-раколей, восстанавливая дыхание и перезаряжая оружие. Как бы ни окончился бой пикинеров, мушкетерские роты были готовы прикрыть огнем отступление своей армии или стать ее резервом в случае победы.
Однако пушки ормских рот остались на передовом рубеже и участие артиллерии, по крайней мере центра ее построения, на который пришлась атака конных кирасир, в дальнейшем ходе сражения было окончено. Как говорится, нечем воевать – нечего и пытаться.
Артиллеристы перезарядили немногочисленные имевшиеся в их распоряжении мушкеты, пистоли, приготовили сабли, протазаны и стали ждать. Гор вогнал по пуле в оба своих пистолета, подготовил мушкет. Потом махнул Никию, и они, как и большинство сервов охранения и обоза, залезли на возы, чтобы оттуда наблюдать за ходом уже не огневой, а рукопашной битвы.
На глазах Гордиана происходило избиение гвардейской кавалерии. Но происходило оно лишь в центре батальной позиции. Фланги Армии Свободы оставались нетронутыми и были изготовлены к отражению новой атаки. Как только пехотные полки Жернака вышли на дистанцию выстрела, на флангах грянул залп артиллерии.