- Я принимаю твое отрицание. Если мне придется удерживать тебя связанной все, блять, дни и ночи, я собираюсь тебя раздеть. Пока ты не потонешь в боли и предательстве, пока не останется ничего, кроме твоего прошлого и меня. Твоего спасителя. - Я снова скользнул пальцем в нее и безжалостно трахал, пока она не утонула в своем удовольствии.
Снова я облизал ее соки со своего пальца.
- Не делай этого, - выдохнула она. - Прошу.
Ее страх меня поразил, вызвав тошноту.
- Твой голос испуганный, любовь моя.
- Я ухожу. Я не хочу этого делать. Не прикасайся ко мне. Пожалуйста.
Мое беспокойство усилилось, и я встал.
- Как тебе твой отец, Тара? Расскажи мне.
Она покачала головой.
- Я не хочу об этом говорить.
- Почему нет?
- Просто не хочу.
- Это слишком больно?
Она уставилась на меня, сжав челюсти.
- Нет, это не больно, это то, что ты хочешь? Ты хочешь, чтобы мне было больно? Ну, мне чертовски жаль, что это не так. Это не больно. Мне плевать на него, на мою мать и тебя!
Я встал и пошел за мусорным мешком с сокровищами, и бросил его на кровать между ее ног. Я поднял маленького лебедя из фарфора и показал ей его.
- Какой год это значит?
Она посмотрела на меня, потом пожала плечами и ухмыльнулась.
- Оу? Тебе все равно? - Я бросил его в стену, и он разбился. - Теперь у тебя есть несколько ничего незначащих кусочков.
Затем я поднял бумажный веер.
- А это?
Она отвернулась.
- Какой год это означает, любовь моя? Ты не знаешь? Тебе все равно?
Я разорвал его пополам, и она дернулась ко мне.
- Ты жестокий ублюдок.
- Жестокий? Что же в этом жестокого? Тебе плевать на все это!
- Ты не имеешь право это делать!
- Имею, черт возьми! Как насчет этого? - Я взял шестидюймовую керамическую собачку. - Пять лет? Шесть? Три? Два? - Я бросил ее в стену, и она разбилась. - Расскажи мне, что ты чувствуешь! О своем отце Тара!
- Я ничего не чувствую! - закричала она на меня.
- Он бросил тебя на гребаном пороге, как мусор! Расскажи мне, что ты чувствуешь!
- Ничего! Ничего!
- А твоя мать? Ты ничего не чувствуешь к своей матери?
- Ничего! - Слезы текли по ее лицу. - Я не помню ее! Как я могу что-то чувствовать?
- Что насчет твоей бабушки? Ты ничего не чувствуешь к ней? Ты собираешься позволить ей сгнить в доме престарелых? К чертям собачьим и бабулю тоже?
Она всхлипнула.
- Я найду способ!
- Ты найдешь способ? А что насчет меня, Тара? Что будет со мной? Тебе на меня наплевать?
- Развяжи меня! - закричала она.
- Что насчет меня? – закричал я в ответ. – Вот так просто возьмешь и вычеркнешь Люциана? Так? Просто, блять, покончишь с Люцианом?
- Я не покончу с тобой!
Я поднял кусочек разбитого лебедя и сильно провел по груди.
- Это то, что ты делаешь со мной, Тара. - Я неоднократно проводил им по своей груди. - Снова. И снова. И снова. Ты меня ранишь. Ты, блять, меня ранишь. - Я вытер кровь и показал ей. - Ты, блять, заставляешь меня истекать кровью! - Я провел по своей груди еще несколько раз. - Только хуже, это гораздо, мать твою, хуже, когда ты причиняешь мне боль! Расскажи мне, что ты чувствуешь к своему гребаному отцу, Тара. Что ты чувствуешь к своей матери! Она умерла, чтобы дать тебе жизнь!
Тара протяжно закричала. Затем вздохнула и испустила еще один крик. Я подлетел к ней и освободил с помощью импровизированного ножа, а затем поспешил поднять ее на руки. Только меня встретил удар ногой в грудь, который откинул меня на несколько футов назад и приземлил на задницу. Я закашлялся на полу, борясь за воздух. Прежде чем я понял, она на мне, моя рука была загнута так, что это заставило меня взреветь от боли.
- Забери свои слова обратно! - закричала она.
Я стиснул зубы, в ярости. В ярости на нее. На себя, на нас.
- Забери свои слова обратно. - Она потянула сильнее, и я ударился рукой об пол.
- Никогда! – взревел я. - Блять, никогда не заберу их обратно.
Она завопила и потянула мою руку, пока та не хрустнула. - Я, черт возьми, ее сломаю! Я клянусь!
- Сломай ее! - в агонии взревел я в ответ. - Блять, сломай ее! Сломай меня! Я твой, я, блять, твой! Сломай меня!
Из нее вырвался измученный вой, и она отпустила.
Я медленно подполз к ней, задыхаясь и держась за свое плечо. Она уставилась на меня, прижав руку к губам, а затем бросилась на меня. Я поймал ее в свои объятия и обнял.
- Тише, тише. О Боже, блять. Я держу тебя, детка.
Она снова и снова кричала мне в грудь.
- Люциан! Я убила ее! Я убила ее! Мой отец меня ненавидел! Я убила ее! Он ненавидел меня, он меня ненави-и-и-идел!
- Тише, Боже, я люблю тебя, детка. Я чертовски люблю тебя. Больше, чем они все вместе взятые. Я так считаю! - Я выдохнул слова и прижался ртом к ее волосам, сжимая ее крепко. Она вырвалась из моих рук, поползла к стене и начала собирать осколки лебедя.
Я поспешил помочь, мое сердце болело.
- Блять, детка, я все исправлю, обещаю. Я клянусь тебе, он будет даже лучше, чем раньше. Я не хотел этого делать.
- Я убила ее, - завыла она. - Я думала, что она меня не любит. - Она села к стене, положив голову на колени и зарыдала. - Почему бабушка не сказала мне, что она меня любит? Она умерла ради меня, Люциан.
- Да, она, блять, родила ребенка, конечно, она очень тебя любила. Больше, чем свою собственную жизнь. - Я притянул ее в свои объятия, и она не сопротивлялась. - Она в тебе, детка. Ты продолжение своей матери. Ее кровь. У тебя всегда была она, и так будет всегда.
- Я сожалею, что причинила тебе боль, - плакала она. – Мне так жаль, пожалуйста, прости. - Она обхватила мое лицо и удерживала его. - Пожалуйста. Я люблю тебя. Люблю. Я люблю тебя, Люциан, я так сильно тебя люблю, что мне страшно. Клянусь! Мне. Очень. Страшно.
Я целовал ее, как оголодавший человек, пожирая ее слова.
- Пожалуйста, ты должна знать, что я сделал это не ради игры, детка. Я сделал это ради тебя. Я уйду прямо сейчас, обещаю, дело не в игре, ты должна мне поверить, пожалуйста, скажи мне, что ты это знаешь. Я брошу все здесь и, блять, сейчас. - Слова едва вырывались из моей груди.
Она поцеловала меня, отчаянно.
- Я знаю. Я знаю, малыш. Я знаю, что ты меня любишь. Я не сомневаюсь. Не сомневаюсь, перестань, не надо.
Слава, блять, Богу. Я укачивал и держал ее в объятиях. Спасибо тебе, Боже. Спасибо. Блять, спасибо тебе.
Глава 12
Я проснулся и огляделся. Гостиничный номер. Тара в моих объятиях.
Что меня разбудило?
Я прислушался, такое чувство, что какой-то звук. Телефон пиликнул на тумбочке, и я схватил его. Сообщение? Его прислали еще утром: «Это соревнование официально завершено».
Другое от Стива: «Позвони мне. Баллы за последнее соревнование пересчитали». Я сел и нажал кнопку вызова на его имени в списке контактов.
- Что случилось? - Тара нежно поцеловала меня в плечо, посылая мои нервы в миллион разных направлений. Чрезмерное наслаждение рядом со смертным приговором, блять, не очень удачно сочетаются.
Я потянулся за спину и погладил ее по попке.
- Результаты соревнования. - Она подскочила и наблюдала, как я жду, когда Стив ответит на звонок. Наконец, он это сделал.
- Мне нужно о чем-то знать? - спросил я его.
- Можешь передать Таре, что она тебе должна, - сказал он тихо. - Максимальное количество голосов - одна тысяча. И она ее получила. Она набрала одну тысячу на последнем Доминировании. Видимо, твой трюк сработал, дружище.
Я ахнул и наклонился, пока он глупо хихикал, как нашаливший пай-мальчик.
- Скажи! Все плохо? - Тара дернула меня за плечо. - Мы проиграли, Боже мой! Мне очень жаль!
Я закончил разговор со Стивом и повернулся к ней.
- Ты это сделала, детка. Ты набрала одну тысячу гребаных очков!