— В нем было довольно много угроз.
— Не сомневаюсь. — Я усмехнулся, жалея, что не был там, чтобы увидеть это. Ни одна часть меня не сомневалась, что это рука Поппи оборвала жизнь Джалара.
Ноздри Кровавой Королевы раздулись.
— Но было одно предупреждение, которое особенно заинтересовало меня. — Она медленно скользнула на колени, что напомнило мне о хладнокровных змеях, обитающих в предгорьях Никтоса. Оранжево-красные двухголовые змеи были такими же ядовитыми, как и гадюка передо мной.
— В отличие от тебя и моей дочери, нам с Малеком никогда не была дарована привилегия брачного отпечатка — доказательства того, что кто-то из нас был живым или мертвым. И ты знаешь, что даже узы, разделяемые родственными сердцами, не могут предупредить другого о смерти. Последние несколько сотен лет я верила, что Малек мертв.
Всякая капля юмора исчезла.
— Но, похоже, я ошиблась. Пенеллаф утверждает, что Малек не только жив, но и знает, где он. Голова Восставшего снова склонилась набок, когда он сосредоточился на ней. Избет ничего не знала. — Она сказала, что убьет его, и в тот момент, когда Пенеллаф начнет верить в свою силу, она легко сможет это сделать. — Ее темные глаза остановились на моих. — Это правда? Он жив?
Черт, Поппи действительно не валяла дурака.
— Это правда, — тихо сказал я. — Он жив. На данный момент.
Ее стройное тело практически гудело.
— Где он, Кастил?
— Давай, Изсучка, — прошептал я, наклоняясь вперед, насколько мог. — Ты должна знать, что буквально ничего не можешь сделать, чтобы я тебе это сказал. Даже если ты приведешь моего брата сюда и начнешь отрезать кусочки его кожи.
Избет спокойно смотрела на меня несколько долгих мгновений.
— Ты говоришь правду.
Я широко улыбнулся. Я действительно говорил правду. Избет думала, что сможет контролировать Поппи через меня, но моя потрясающая, порочная жена поставила ей шах и мат, и я ни за что на свете не стал бы подвергать это опасности. Даже ради Малика.
— Я помню время, когда ты был готов на все ради своей семьи, — говорит Избет.
— Это было другое время.
— А сейчас ты сделаешь все для Пенеллаф?
— Все, что угодно, — пообещал я.
— Из-за возможности того, что она собой представляет? — предположила Избет. — Это то, что действительно поглощает тебя? В конце концов, благодаря моей дочери ты узурпировал своего брата и своих родителей. Ты теперь король. А благодаря своей родословной она — королева. Это делает тебя королем.
Я покачал головой, не удивившись. Конечно, она подумала бы, что то, что я чувствую, имеет прямое отношение к власти.
— Сколько времени ты замышлял, чтобы заполучить ее? — продолжала она. — Возможно, ты никогда не планировал использовать ее, чтобы освободить Малика. Возможно, ты даже не любишь ее по-настоящему.
Я выдержал ее пристальный взгляд.
— Независимо от того, правила бы она всеми землями и морями или была Королевой всего лишь груды пепла и костей, она всегда — будет — моей Королевой. Любовь — слишком слабое чувство, чтобы описать, как она поглощает меня и что я к ней чувствую. Она мое все.
Избет молчала несколько долгих мгновений.
— Моя дочь заслуживает того, чтобы кто-то заботился о ней так же яростно, как она заботится о них. — Намек на слабое серебро мерцал в центре ее глаз, хотя и не так ярко, как то, что я видел в глазах Поппи. Ее взгляд опустился к узам вокруг моей шеи. — Я никогда не хотела этой… этой войны с моей дочерью.
— Правда? — Я сухо рассмеялся. — А чего ты ожидала? Что она согласится с твоими планами?
— И выйти замуж за своего брата? — Свет в ее глазах усилился, когда я зарычал. — Боже мой, одна мысль об этом задевает тебя, не так ли. Если бы я убила тебя, когда ты был у меня в последний раз, тогда он бы помог ее вознести.
Мне потребовалось все силы, чтобы не отреагировать — не попытаться вырвать ее сердце из груди.
— Ты все равно не получила бы того, чего хотела. Поппи узнала бы правду о тебе — о Вознесенных. Она уже знала, еще до того, как я появился в ее жизни. Она никогда бы не позволила тебе забрать Атлантию.
К Избет вернулась улыбка, хотя и натянутая.
— Думаешь, все, что мне нужно, — это Атлантия? Как будто это все, что было предназначено моей дочери? Ее цель намного выше. Как и у Малика. Как и у тебя сейчас. Мы теперь часть великого плана, и все мы, вместе, восстановим королевство таким, каким оно всегда должно было быть. Это уже началось.
Я замолчал.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Со временем увидишь. — Она поднялась. — Если моя дочь действительно любит тебя, это причинит мне такую боль, что я сомневаюсь, что ты когда-нибудь поверишь. — Она слегка повернула голову. — Каллум?