Выбрать главу

Сегодня тридцать первое мая, завтра праздник — Международный день защиты детей. Праздник, а в школу надо идти.

В этот же день они водрузили щит на место, но опоздали на первый урок. Добрева не вняла объяснениям и записала каждому в дневник замечание за опоздание по неуважительной причине.

Часть третья

Гараж

1

Утром, едва домашние ушли, Маляка вошел в комнату сестры. Чуть ли не каждый день он теперь укладывался на свою прежнюю кровать и, упершись ногами в заднюю спинку, а руками вцепившись в спинку у изголовья, начинал подтягиваться. Ему казалось, что косточки похрустывают, — прекрасно! Значит, он растет!

Сделав новую отметку на дверном косяке, мальчик обнаружил, что за десять дней он вырос на целых два сантиметра. Если и дальше так пойдет, через три с половиной месяца он догонит Панту.

Охваченный столь счастливой мыслью, Маляка выглянул в окно и оцепенел — внизу у баскетбольного щита высилась груда кирпича, а на мокрой от ночного дождя земле чернели глубокие следы самосвала.

Маляка мигом оделся и помчался к Камену, но, узнав, что приятель пошел стричься, бросился в парикмахерскую. Влетел в нее как раз в тот момент, когда уборщица, наклонясь, заметала в совок срезанные волосы. Распахнувшаяся дверь стукнула ее и едва не сбила с ног. Маляка рванул назад и как раз вовремя — уборщица, с большой, как у Бабы Яги, метлой, понеслась за ним и до угла улицы преследовала его. Бежала она быстро и едва не догнала Маляку, а он, как известно, шестьдесят метров пробегает за восемь секунд.

— Я тебя подстригу, только приди! — грозила она вслед мальчику.

Немного погодя Маляка снова отважился подойти к парикмахерской. Уборщица опять подметала. И опять, того и гляди, кто-нибудь войдет и толкнет ее. Ну точно как в старых кинофильмах — идет солидный господин, уборщица растягивается на полу, потом, вскочив, хватает швабру и — ломает ее о голову вошедшего. В жизни, впрочем, так не бывает, жизнь — это не улыбки старых кинолент.

Никто в парикмахерскую не вошел, и уборщица, закончив свое дело, села на стул точно против входа. Маляка, не теряя ее из виду, осмотрел салон парикмахерской. В кресле сидел Камен, его стригли. Гримасами и жестами Маляка попытался привлечь внимание товарища. Эх, досада, не видит! Машинка, что ли, рвет ему волосы? Чего он глаза-то закрыл? Словно влюбленные на экране. Вот сестра целовалась-целовалась с закрытыми глазами, а теперь Маляке приходится спать в гостиной.

Наконец Камен заметил приятеля и сразу понял, что дело не терпит отлагательства. Только парикмахер повернулся к коллеге, как Камен соскочил с кресла, и мальчики стремглав понеслись по улице. Прохожие оглядывались на них — Камен не успел снять салфетку, а голова его была подстрижена наполовину.

Ребята промчались между домами и, потрясенные, с трудом переводя дух, остановились. Кто-то посмел посягнуть на спортплощадку, их спортплощадку, которая стоила им таких трудов и нервов и за которой они так тщательно ухаживали! Да и деревянную скамью у ограды для запасных игроков и зрителей они сделали своими руками. А теперь…

Камена и Маляку окружили братья-близнецы, Тончо и еще два мальчика из соседнего дома.

— Какой пень с ушами свалил сюда кирпичи? — возмутился один из мальчиков.

Камен и Маляка пожали плечами, а Тончо виновато опустил глаза.

Тут во дворе появился Панта — пришел на очередную тренировку. Увидев кирпичи на спортплощадке, он чуть не заплакал. Что же это за безобразие?! И это когда упорство и настойчивость спортсменов начали давать свои результаты!

Неделю назад пошли они посмотреть на тренировку детской команды спортклуба «Академик». Сели в сторонке и стали наблюдать. Пангаров сразу заметил мальчиков и подошел — мягкий, как вата.

«Ну как, хвостист? — пошутил он, обращаясь к Панте. — Исправил отметки?»

Панта и ухом не повел — что с дурака взять, хвостистом его называет. Знал бы, что он, Лучезар Пантев, по литературе получил пять, не говорил бы так.

«Надеюсь, со временем ты вернешься в нашу команду. Соревнования стучатся…»

«Куда стучатся?» — спросил Панта.

«В дверь, конечно. Не в твою же голову, Пантев. Хочешь, я поговорю с директором, с учителями… — предложил Пангаров. — Спортсмену не обязательно быть отличником. И профессоров, когда-то окончивших школу с отличием, раз-два и обчелся. Я могу попросить, чтобы тебя вызвали для исправления двоек и троек. Ты вроде бы обиделся, но сам виноват. Спортсмен как скрипач. Если не играешь… Чтобы нам не пришлось начинать с до, ре, ми, фа, соль».