— Как ты смеешь бить ребенка!
Послышались крики и с других балконов — разразился грандиозный скандал. Только бригадир, сидя на скамейке, рассматривал план будущего гаража, словно вокруг ничего не происходило. Воспользовавшись наступившей паузой, он обратился к Константинову:
— Вы тут разбирайтесь, как хотите, а поденную оплату придется выложить, так и знайте!
Ташев ушел домой, заперся в комнате и написал несколько жалоб — отцу Камена, отцу Маляки, классному руководителю Добревой и директору школы.
В связи с поступившей в школу жалобой в шестом классе «Г» было назначено родительское собрание, на котором счел необходимым присутствовать и директор. В последнее время у него было немало объяснений с Добревой — она, конечно, прекрасный педагог, но успеваемость в ее классе все-таки оставляет желать лучшего. А теперь еще и дисциплиной следует заняться.
— Главный виновник случившегося — из вашего класса, — обратился директор к родителям, — если не сказать, два виновника. Несомненно, виноваты и мы… — взглянул он на Добреву.
Учительница стояла у окна и рассеянно смотрела во двор.
— Наверное, мы распустили детей. Сейчас необходимо подтянуть их. Педсовет решит, как наказать их, но надо подумать и о том, что может сделать пионерская организация.
Отец Камена был мрачен: почаще бы напоминали детям, что они пионеры.
— Камен Тошков не может теперь оставаться председателем совета отряда, — продолжал директор. — Поэтому я прошу вашей помощи. На пионерском сборе дети сами определят отношение к случившемуся. Но я прошу каждого из вас — поговорите с ребенком, объясните ему смысл проступка Камена. Мы не можем пустить все на самотек. Хочет ли кто-нибудь высказаться?
Молчание. Директор обвел взглядом собрание, но никто так и не изъявил желания говорить.
— Может быть, выступит отец Камена? — предложил директор.
Тошков встал, и парта под ним заскрипела.
— Я бы мог сказать, если бы речь шла не о моем сыне… Чтоб пусто было и этой машине, и стеклу!
На следующий день в шестом «Г» состоялся пионерский сбор. Добрева рассказала о проступке Камена и добавила, что хотела бы знать мнение ребят на этот счет. Пусть подумают, может ли Камен после такого недостойного поведения оставаться председателем совета отряда.
Наступила тишина.
— Кто хочет выступить?
Юлия подняла руку.
— Камен всегда был отличником, хорошим товарищем, занимал первое место на районной выставке научно-технического творчества…
— Два раза, — уточнил Маляка.
— Да, два раза.
Класс оживился, и это придало Юлии смелости.
— Он хороший пионер, добрый товарищ…
— И скромный, скажи, скромный человек, — подсказывал Панта.
— Скромный… — Юлия думала, что бы еще сказать. Вспомнив, что надо выразить свое отношение к проступку товарища, добавила: — А если учесть, что ему дали пощечину… — Она пожала плечами, тем самым как бы говоря «как же иначе мог он поступить», и села.
Девочка с косичками, не в силах скрыть своего любопытства, повернулась к Маляке:
— Он ведь получил пощечину после того, как разбил стекло?
— Ну и что же?! Все равно пощечина!
Маляка грубо толкнул девочку — нечего вертеть головой и вмешиваться в чужие дела.
— Кто еще хочет выступить? — вновь предложила Добрева.
Один мальчик, испуганно вертя в руке лист бумаги, не сводил глаз с учительницы. Заметив это, она дала ему слово.
Мальчик положил листок бумаги за спиной товарища, чтобы никто не видел, как он читает, поднялся с места и начал говорить. Чувствовалось, что свое выступление он приготовил заранее и не без родительского участия.
— Мы, пионеры, должны быть хорошими гражданами, честными, совестливыми, слушаться родителей, уважать старших. Поступок таких, как Ка…
Мальчик остановился, потому что Панта выхватил листок с написанным выступлением и спрятал его.
Добрева отошла от окна, пройдя между рядами, остановилась перед Пантой и протянула руку. Что делать? Панта отдал ей лист бумаги. Почерк был не детский. Добрева разорвала листок.
— Не читай, а скажи, что думаешь по этому поводу.
Мальчик попытался вспомнить, что было написано дальше.
— Мы, пионеры, потому что маленькие…
Бумажный шарик скользнул по его голове, и мысль оборвалась.
— А ты сам как расцениваешь поступок своего товарища? — повернулась к нему Добрева.
Мальчик скорчил гримасу, пытаясь что-то сказать, но слова застревали в его горле. Наконец он выдавил:
— Но он оплеуху получил, чего уж тут!