Панта с одобрением взглянул на товарища.
— А знаете, мой папа для «Москвича» целый месяц искал стекло, а для «Форда» наверняка вообще не найти! — И мальчик, счастливый, сел на место — тяжесть свалилась с его плеч.
— Еще кто-нибудь хочет сказать? — предложила Добрева.
Девочка с косичками никак не могла унять свое любопытство:
— Я не понимаю, какая точно была машина?
Маляка дернул девочку за косы, и она сконфуженно села.
— Кто еще хочет выступить?
Желающих говорить больше не было. Добрева решила заканчивать обсуждение.
— О своем отношении к происшедшему я ничего не скажу, — начала она. — Кто будет председателем совета отряда, вы решите сами. Вы достаточно взрослые, пионеры, и вам надо учиться рассуждать самостоятельно. Кто за то, что Камен не должен оставаться председателем совета отряда, поднимите руку.
Класс затих. Ребята смотрели друг на друга. Наконец под взглядом Добревой одна за другой стали подниматься руки. Маляка! Камен! Последним поднял руку Панта.
— Будь я там, разбил бы и заднее стекло, — шепнул он Юлии.
Часть четвертая
Пустырь
До конца учебного года оставалось меньше месяца. Солнце припекало совсем по-летнему и сулило каникулы и море. Нежась на солнце, ребята время от времени посматривали в зеркало, приспособленное ими для обозрения улицы. На душе было невесело. Экая тоска!
Увидев приближавшуюся машину, Маляка тут же бросил мяч на проезжую часть улицы и ринулся за ним. Раздался скрип шин на асфальте — машина остановилась в двух шагах от мальчика. Водитель с облегчением откинулся на сиденье и вытер пот с лица — обошлось, но страшно подумать, что могло бы произойти!
Маляка схватил мяч и, широко улыбаясь, вернулся к приятелям.
— А я что говорил? — заявил Добролюб. — Водитель всегда останавливает машину, как только увидит мяч. Раз вылетел мяч, за ним вот-вот выбежит пацан. Это уж точно!
Кроме Добролюба, во дворе были Камен и Сашо, мальчик из шестого «А», устроившиеся на скамейке, предназначенной когда-то для запасных игроков. Скамейку поставили возле дома, чтобы спинкой ей служила стена здания. Обычно ребята колготились здесь, если, впрочем, тетя Худерова, бабушка Гинка, тетя Шайтанова или кто еще не занимал скамейку первым — соседки любили погреться на солнышке. Теперь ребята редко бывали у себя во дворе. От двора и бывшей спортплощадки ничего не осталось. Все места захватили три гаража с массивными деревянными воротами и огромными замками на них и ремонтная яма, прикрытая сверху из предосторожности толстыми досками.
И это называется заботой о детях! От спортплощадки остались лишь воспоминания и чудом сохранившаяся боковая линия. Рабочие Константинова оказались расторопными — за неделю отгрохали все это уродство.
— Пойдемте на десять в кино, — предложил Маляка.
— Вчера только ходили…
Неожиданно Сашо выбил из рук Маляки мяч и бросился за ним на проезжую часть улицы. Опять резко заскрипели тормоза, и «Москвич» занесло на обочину. Водитель высунулся из машины, от нервного напряжения и гнева лицо его пылало.
— Осторожнее с мячом, не то…
— У вашей машины заклинило левые колодки, — учтиво заметил мальчик и, подняв мяч, вернулся к товарищам.
— Из-за покрышек сердится, — решил Маляка.
— Ну и пусть.
Ребята замолчали.
— Я плачу за билеты. — Маляка снова пригласил товарищей в кино.
Ему не хотелось больше жариться на солнце.
— Сколько же денег тебе перепадает от родителей? — поинтересовался Добролюб.
— Лев, но бывает и больше. Пять левов родители дают за шестерку. Три — за пятерку.
— Весьма прогрессивный способ оплаты, — съязвил Добролюб.
Маляка задумался, пытаясь понять, что тут прогрессивного. На шестерку в ближайшие дни рассчитывать не приходится, а перепадет ли от родителей три лева за пятерку — тоже неизвестно. За отметки по физкультуре отец премиальные не выдает.
— А мне родители ничего не дают за хорошие отметки, — заявил Камен. — Когда мне нужны деньги, я прошу у них.
— Непорядок, — нахмурился Добролюб. — Одним деньги дают, другим нет. Я считаю, оплата хороших отметок должна быть установлена законом — и всем ребятам одинаковая.
Теперь Добролюб бросил мяч и помчался за ним на мостовую — машина затормозила на полном ходу и остановилась в двух шагах от мальчика. Из машины вылетел Ташев. Схватив Добролюба за рубашку, он закричал:
— Вам что, делать больше нечего?! Семнадцать долларов я отдал за стекло, а теперь вы хотите, чтобы у меня крыло смялось?